Тедас трещал по швам, как старый, наскоро залатанный мешок, переполненный песком и гнилью. Разгоряченным эхом со стороны Вольной Марки донесся слух о восстании магов в Киркволле и падении местной церкви. Падении. В прямом смысле этого слова. Гонимые морским ветром революционные порывы разносились по миру со скоростью бегущей от дикого зверя галлы. От полноводного Амарантайна до Охотничьего Рога, от Андерфелса до Ферелдена натянулись напряженные струны противоречий и опасений. Боязливый шепот сливался в речения, торопливые разговоры сплетались во всеобщий глас — возмущенный или восторженный. Один за одним распадались Круги, чародеи, в чьих сердцах с самого детства зрело несогласие со своей судьбой, наконец-то вспыхнули жаждой освобождения. Правда, вместе с ними обычно вспыхивал и приставленный к Кругу Орден Храмовников, да еще как вспыхивал — свирепым огнем, изрыгаемым из вскинутых чародейских посохов. Маги называли это Священной Войной, храмовники — тотальным безумием. А все потому что там, в Городе Цепей, год назад отступница доказала, что с рыцарями Андрасте можно бороться. Бороться и победить. Против угнетения, за свободу, за нормальную жизнь… По крайней мере, именно так толковали ее действия угнетенные всея Тедаса.
Из уст в уста передавалась весть о Защитнице, которая перевернула традиционные представления о положении магов.
— Защитница — наше все, — упоенно трепетали маги-беглецы. — Она обязательно вернется. Вернется, чтобы победить.
— Слышал об этой магессе? — настороженно вертел головой странствующий торговец, наклоняясь к самому уху пришлого покупателя. — Говорят, по ночам она превращается в дракона и летает в свою башню, где хранит сокровища Глубинных троп.
— Да ну? — охал покупатель. — В дракона?
— Своими глазами видел, как она кружила над городом и высматривала храмовников, чтобы утащить их в свое гнездо!
— Так в гнездо или в башню?
— Их, магов, разве разберешь? Тьфу, демонические отродья. Перебить бы их всех.
— И то верно. Так почем, ты говоришь, у тебя медовуха?
— …А потом я вырасту и женюсь на Защитнице! — размахивал деревянным мечом рыжий, конопатый мальчишка. — И тоже стану Защитником! Одолею рогача и буду освобождать магов!
— Спаси Создатель! — умиленно и боязливо качала головой его мать.
— Хоук? — слышался пьяный, веселый голос где-то в безнадежно воняющей антивской таверне. — Да я ее знаю! Когда мы в последний раз «знакомились», она визжала, как розовенький наг, насаженный на вертел. Защитница, ха! Шлюха она! Все слышали?! Маленькая, ненасытная шлю…
Откуда прилетел кинжал, повстречавшийся с переносицей пьяницы-лгуна, так и осталось загадкой; никто не знал, что один остроухий антиванец в бегах долго еще скучал по своему любимому ножичку. Вот только слухи, увы, невозможно пронзить холодным оружием. Слухи бессмертны, пока интересны.
— Эта женщина разрушила Церковь. Убила Владычицу Эльтину и бросила ее голову под ноги рыцарю-командору Мередит. А потом и саму Мередит тоже убила! Интересно, под чьи ноги упала ее голова?
— Она ведь погибла. Местные жители сожгли свою Защитницу в собственном особняке, разве вы не знали? Как жаль. Такая молодая… Сгорела… Как Андрасте.
— Защитница жива! И готовит новое восстание. Говорят, сама Флемет из Диких Земель у нее на посылках.
— Отступница! Магесса крови! Одержимая! Вы видели, что она сделала с Первым чародеем? Орсино доверился ей, а она превратила его в чудовище, да еще и подставила под удар магов всего Тедаса! И мы должны быть ей за это благодарны? Отступница! Малефикар!
— Спасительница! Она укрылась у долийцев, чтобы заручиться помощью тамошних Хранителей.
— Бежала, как крыса, в Ривейн.
— Нет-нет, она выбросилась из окна крепости наместника после всего того, что натворила.
— Защитница жива, но обезумела!
— Ее же усмирили, разве нет?
— Она скрывается в моем подвале, только никому…
— Святая!
— Убийца!
— Защитница!
У каждого своя легенда. Свой образ. Свое понимание. В любом случае, где сейчас Защитница и что с ней произошло после того, как она покинула Киркволл, никому не известно. Никому. Разве что вездесущему гному да отступнику с бунтующим духом внутри… ну, и еще паре эльфов… да, и сногсшибательной пиратке, бороздящей Амарантайн… и кое-кому из Серой Стражи, да и просто стражи. Иначе говоря, местонахождение Хоук известно очень… очень узкому кругу лиц. И то смутно. Хотя один из них даже пишет письма — самый неугомонный.
«Знаешь, Хоук, — было начертано на помятом листе бумаги не самым аккуратным, но основательным, чисто гномьим почерком, — благодаря тебе я стал еще популярнее у женщин. Недавно у меня состоялось свидание с одной Искательницей. Любовную беседу вели, конечно, о тебе. О, это был самый скучный рассказ в моей жизни: без единой выдумки. Каких трудов мне это стоило! Зато побывал в твоем особняке. Воспоминания нахлынули. Полил цветы. Вытер пыль».
И чуть ниже:
«Не беспокойся, тебя не выдал. Но полагаю, Ее Святейшество выйдет на твой след и без моей помощи. Сдается мне, она без ума от тебя. Так что постарайся не разочаровать Искательницу, когда та, наконец, оправдает свое имя. В. Тетрас».
Хоук нахмурилась: это было очень недооценивающе со стороны Варрика — подвергать сомнению ее, беглянки Хоук, неуловимость:
— Теперь еще и Орлей в это ввязался, — ровно вздохнула Защитница и несколько раз сложила письмо, чтобы его содержание спряталось поглубже под бумагой и, желательно, само собой устранилось. Конечно, можно было бы его сжечь, но тогда ее коллекция забавных гномьих писем понесла бы невосполнимую потерю.
— Вмешательство Орлея стало очевидно еще до того, как твой дружок с перьями на плечах наглядно продемонстрировал худшее из последствий свободы, за которую вы с ним так отчаянно боретесь.
Голос эльфа прозвучал коробисто: его обладатель никогда не скрывал раздражения, если речь вдруг заходила об Андерсе. И дело тут не только в недавних радикальных действиях мага... и даже не суть, что он маг. Взаимная неприязнь Фенриса и бывшего Серого Стража подпитывалась еще одним очень важным фактором, и у этого «фактора» даже было имя... и пара прекрасных глаз.
Вот и сейчас, стоя у окна, Фенрис недовольно сводил брови к переносице и бросал убийственный взгляд на каждого, кому посчастливилось пройти мимо башнеподобного особняка, где Защитница обрела временное пристанище. Хорошо, что занавеска из антиванского шелка висела на безопасном расстоянии: от этого взгляда она наверняка загорелась бы. Нет, сначала окаменела, а потом загорелась. Ну, или наоборот.
Хоук хмыкнула:
— А ведь вы с ним похожи…
Фенрису пришлось задействовать всю свою силу воли, чтобы промолчать. Лишь по металлическому скрежету его перчаток можно было сделать вывод о сжимающихся все сильнее кулаках.
— Я про то, что вы оба страдаете манией преследования, — добродушно пожала плечами знаменитая отступница. — Хотя страдать по этому поводу следовало бы мне: это меня пытаются поймать все, кому не лень. Да уж.
— Не сравнивай меня с ним, — процедил сквозь зубы эльф, изо всех сил цепляясь за остатки сдержанности. — Нет у меня никакой мании.
— Правда? — Хоук не торопясь поднялась с кровати и подошла ближе: она обожала слушать голос вздорного Волчонка, но не любоваться его лицом при разговоре было совершенно невыносимо, поэтому сейчас магесса направила все свои чары на то, чтобы он наконец перестал созерцать уличные красоты темнеющего города... ведь существуют виды куда интереснее. — Тогда кого ты там так старательно высматриваешь весь вечер? И почему никак не отложишь в сторонку меч? Знаешь, когда он у тебя за спиной, очень неудобно обниматься, подкрадываясь сзади…
— Мы в Минратосе! — Фенрис тут же поддался: его взгляд обрушился на Хоук, как волна на непоколебимую скалу. — В Минратосе! Неужели ты не понимаешь?!
— А… «мало ли кто тут сзади подкрадется»? Понимаю.
— Ты просто невозможна! — эльф издал гортанный рык, как самый настоящий и явно чем-то раздосадованный волк.
Вдохнув поглубже, он взволнованно заметался по комнате, и Защитница Киркволла едва не вывернула себе шею, наблюдая за его порывистым передвижением. Правда, это было более чем интригующе: она видела его в подобном состоянии лишь однажды — перед встречей с Вараньей.
— Скажи мне, что это была за магия? Как я позволил уговорить себя? Отправиться в Тевинтер! Это же безумие!
— Никакой магии. Обычно это называют «великой силой убеждения».
О, сколько раз она клялась себе не подстрекать Фенриса, когда тот на взводе… Обычно в разгоряченном спором организме вскипает кровь, а если учесть, что избранник Защитницы более чем необычен, об особенностях реакций его организма можно даже не заикаться. Здесь в ход пускалась не только кипящая кровь, но и вспыхивающий лириум. В такие моменты маленький волк становился потрясающе сильным и совершенно неуправляемым.
Одним рывком он с легкостью сумел поднять Хоук за талию и уже в движении обхватить рукой ее спину так, чтобы при ударе о стену не сломать ей хребет. Боли она и правда не почувствовала, лишь на мгновение зажмурила глаза от звука проломившейся древесины, из которой были сделаны здешние перегородки.
— Ты видела Данариуса, — выдержав паузу, быстро заговорил Фенрис, чуть не срываясь на отчаянный шепот. — Видела, что может делать один магистр. А тут их десятки. И в подчинении у каждого...
— И именно поэтому мы здесь, — перебила его «пленница». — Магу не так-то просто скрыться в толпе. Но если это будет толпа магов…
Фенрис не ответил, молча пропустил через легкие пару глотков воздуха, вглядываясь в ее лицо. И не ясно, что надежнее приковывало Хоук к стене, лириумная хватка или этот взгляд…
— Все хорошо. Данариус мертв. Тебе некого бояться в этом городе.
Ее слова и легкое, примирительное прикосновение, скользнувшее по щеке, помогли Фенрису успокоиться. Он отпустил, но не спешил извиняться или пятиться назад:
— Не в этом дело.
— И я не подамся в магистры и не стану оголтело скупать эльфов-рабов со всего Тедаса, если тебя это беспокоит.
— Меня не это беспокоит.
— А! Еда! Тебе не нравится местная кухня, да? Мне она тоже не нравится: слишком уж пресно.
— У тебя кредо такое? Нести чушь, когда я близок к нервному срыву.
Он произнес это с неожиданной и неописуемой нежностью. Его едва уловимая улыбка заставила юную магессу замереть… вместе со всей ее чушью.
— У Данариуса всегда находились… друзья, если можно так выразиться. Они смотрели на меня, как на диковинную вещь, как на ходячий артефакт, вызывающий всеобщую зависть. И каждый из них желал заполучить «нечто подобное» в свою коллекцию. То, чему будут завидовать. То, что закрепит превосходство над другими...
— Если они придут за тобой, я передам, чтобы шли лесом, — клятвенно заверила Защитница, ожидая в ответ одобряющую ухмылку, но некогда беглый раб был серьезен:
— А если они придут не за мной?
— Тогда я предложу им чай. Или что там пьют местные магистры?
— Ты — Защитница Киркволла. Твое имя сейчас у всех на устах. И ты — самая желанная находка для…
Тут он разочарованно мотнул головой и на мгновение зажмурился, замолчал, чтобы разорвать столь неприятное для него размышление:
— Жалкое, должно быть, зрелище: Фенрис, трусливо поджавший хвост, — виновато отведенный взгляд и горькая усмешка. — Правда. Ты не знаешь, на что готовы пойти магистры, чтобы получить желаемое. Я не смогу… смириться, если потеряю тебя.
— Нет, мне так не нравится! Ты должен был стукнуть кулаком по столу и сказать «Это теперь мое! Пусть придут и отнимут, если осмелятся», как в первую нашу встречу.
Фенрис насмешливо хмыкнул и приподнял брови:
— Тогда речь шла о поместье. Честно говоря, мне было на него плевать. К сожалению, я не могу сказать о тебе того же.
— Пусть я и не каменная крепость, — дернула плечами Хоук, — но уж точно смогу за себя постоять. Тебе ли не знать об этом. Я, между прочим, гроза кунари! Мною пугают храмовничьих детишек. А еще, если ты забыл, я — Легендарная Защитница и…
— …невероятно хрупкая женщина, — заключил эльф.
Гроза кунари уже набрала в легкие воздуха, чтобы выдать ответный и, наверняка, просто убийственный аргумент по этому поводу, но не смогла: Фенрис прижал кончики пальцев к ее, так и не успевшим протестующе распахнуться, губам.
— Как глупо: мне хватило бы смелости в одиночку выйти против целой орды, и вот, я теряю от страха голову при одной только мысли, что с тобой может что-то случиться.
Он доверчиво прильнул щекой к теплой ладони приручившей его магессы и, пряча за ресницами взгляд, поцеловал ее запястье, там, где под тонкой венкой отчетливо бился пульс.
— Мне нравится, когда ты теряешь голову, — не скрывая своего удовольствия, произнесла на выдохе Хоук, а Фенрис позволил себе улыбнуться.
— Однажды ты точно сведешь меня с ума.
— А разве не этим я каждую ночь занимаюсь?
А затем… Фенрис в который раз был сведен с ума. Решительно и бескомпромиссно.
Хотя, сам этот факт уже был компромиссом для них обоих. Вернее сказать — «традиционным ритуалом примирения».
Их отношения с самого начала были грандиозны, но разрушительны.
Нельзя отрицать, что Защитнице безумно нравились стихийные метаморфозы, происходившие с ее Волчонком по несколько раз на дню: из равнодушного мыслителя с глубокой складкой между бровей он превращался во вздорного упрямца, кидающегося из крайности в крайность, а потом в нежного, преданного любовника.
Стоит ли удивляться, но долгое пребывание в роли раба никак не отразилось на его поведении в постели. Фенрис не был ведомым в любовном процессе, более того, он становился жадным и требовательным до ласк, в которых так давно нуждался. И ему мастерски удавалось совмещать эти порывы с трепетной бережностью по отношению к своей Защитнице. Впрочем, довольно часто он сознательно уступал ей главенствующую роль и не только потому, что отдавал должное своей боевой предводительнице…
— Твои прикосновения, — внезапно и очень недовольно бросил Фенрис и приподнялся над ней, выпрямив руки. — Их мало.
Хоук умиленно вскинула на него взгляд: сейчас воин, обладающий разрушительной силой, был похож на капризного ребенка. Однако Фенрис не врал: ее прикосновения действительно были очень редки и избирательны. И Хоук часто приходилось сосредотачивать все свое внимание на том, как проскользить подушечками пальцев по его спине и не задеть витиеватые клейма, лириумным узором обвившие каждый его позвонок. Она знала, что обычно это бывает весьма болезненно для Волчонка. А Фенрис знал, что она знает.
— Позволь мне кое-что объяснить, — он наклонился к ее лицу, остановившись на расстоянии дыхания. — Впервые я так страстно желаю кому-то принадлежать. Полностью. Не бойся принимать меня. Ты не делаешь мне больно.
Сказал и тут же болезненно дернулся: Хоук приложила ладонь чуть ниже впадинки на его шее.
— Лгунишка?
Фенрис с досадой вздохнул: если бы прикосновение было не столь неожиданным, он бы сдержался.
— Ну, я слышал, некоторые считают подобные вещи изысками.
— Да. Только эти изыски у них «мазохизм» называются.
— Гном бы на это сказал, что тебе не хватает поэтичности.
— Создатель! От кого я это слышу?! Подожди, я сейчас припомню парочку художественных сравнений…
В следующий же момент, Фенрис нашел способ отвлечь ее от всех известных художественных приемов, давая понять, что его собственные приемы куда лучше. Юноша… весьма искусен.
***
В одной из башен Минратоса происходило внеплановое совещание. Слишком позднее, чтобы решать вопиющие проблемы магократии. Разговор в ее холодных стенах шел совсем о другом.
— Фейнриэль, ты глупый, — лился тонкий голос молодого магистра. — Отказался от всех благ и даров, которые я тебе предложил. А теперь так стойко терпишь боль, пытаясь спасти тех, кто однажды спас тебя. Ты очень преданный. И очень глупый.
Сновидец-полукровка откашлялся и поднялся с пола, на ходу вытирая рукавом кровь. Маги били под дых и по лицу, оказывая невообразимое милосердие. Они ведь могли, скажем, живьем расплавить на нем кожу или заставить быстро гнить изнутри. В конце концов, юный магистр мог прибегнуть к магии крови и с легкостью заставить его выдать все тайны, которые тот знал.
Но нет, магистр стоял к нему спиной и даже не смотрел на то, как сновидец тут корчится.
Истерзанный Фейнриэль боялся шевельнуть языком: вдруг от зубов остались одни осколки.
— Просто скажи место. Я же знаю, кого ты укрываешь в этом городе… Скажи, где они?
— Я не знаю, о ком ты говоришь, — сохранив твердость голоса, попятился сновидец. Если бы у него был при себе посох… меч… дубина... хоть что-нибудь. Даже если так, он вряд ли смог бы изменить свое незавидное положение. Он ведь не боевой маг даже — сновидец.
— Вот как? — голосом улыбнулся магистр. — Значит, эту эльфийку ты тоже не знаешь? Да?
Фейнриэль уже давно не видел мать. Ариани, ведомая под локти рабами-телохранителями, показалась ему исхудавшей и вымученной. Она даже заговорить с ним не сразу смогла:
— Они сказали мне, что ты умер. Они сказали, что убили тебя.
Стоящие в ее глазах слезы подействовали на сына сильнее любого заклинания.
— Мама, — одно это слово, и он почувствовал себя совершенно беспомощным. — Вы! Отпустите ее! Я все скажу…
Войти
1
