Натия Броска шла за принцем Дюраном, глазея по сторонам. Следом за ней негромко ступал Горим, оруженосец среднего из Эдуканов — негромко для гнома в полном боевом облачении. Чтобы «клейменная» не особенно раззявливала рот на роскошь королевского дворца, воин подталкивал Натию в спину рукояткой ее же топора.
В ушах у гномки все еще стоял рев зрителей Арены, когда она, переодетая в доспехи Эверда, сбила принца с ног и встала над ним, не зная, что делать с поверженным Эдуканом дальше. Чистая, красивая победа — давненько Испытания такого не видели, и давненько никто не давал принцу Дюрану как следует хлебнуть пыли; новоиспеченный орзаммарский военачальник был чемпионом Испытаний несколько лет подряд.
Все ведь так славно вышло, кусала губу гномка. Когда Дюран Эдукан снял шлем и при помощи оруженосца поднялся на ноги, Броска ждала, что принц прямо на месте зарубит ее за наглость: где это видано, королевского сына в пыли извалять. Но Эдукан сказал, что ему давно не выпадало чести сражаться с таким сильным бойцом. Броска даже покраснела под эвердовым шлемом: кто бы мог подумать, что ее, безродную, похвалит принц.
Счастье было недолгим, и удача снова повернулась к воровке растрескавшейся каменной задницей. Одна из боковых дверей на трибуны отворилась, и из нее вывалился Эверд — пьяный идиот, генлокова пожива! — тот самый боец, на которого Берат накануне поставил бешеные деньги и который к началу Испытаний оказался мертвецки пьян. Тыча пальцем в Натию, закованную в его же собственные доспехи, боец завопил, что его обокрали, и вор нагло украл не только его броню, но и его победу. На Арену сразу же высыпала стража, Броска прижалась спиной к стене и сжала в руке топор так, что костяшки пальцев побелели, готовясь дорого продать свою жизнь.
Когда Мастер Испытаний грозно спросил, кто же скрывается под краденым шлемом, отчаявшаяся Натия подняла забрало и крикнула:
— Пылеглотка, которая победила вас всех!
— Клейменная! Воровская мразь! — взревели трибуны. Казалось, толпа готова была перелезть через скамьи, спрыгнуть со стены на Арену и порвать лишенную касты в клочья.
В «чемпионку Испытаний» тут же полетели хлебные корки и нажьи кости. Скоро в дело пошли бы камни, но принц Дюран, красный от напряжения, со ссадиной на переносице и волосами, прилипшими ко лбу, гаркнул:
— Не сметь! Эта женщина, — сказал принц Эдукан, указывая на Броску острием меча, — честно взяла свою победу. Безродная, клейменная, пылеглотка, но кем был бы я, если бы позволил отнять у нее победу, которую она взяла у Камня собственной храбростью?! — тут острие переместилось на почтительно икавшего и едва державшегося на ногах Эверда. — Ведь этот бурдюк с лишайниковым элем я мог бы свалить одним пинком.
Зрители разразились хохотом. Минуту назад они готовы были разорвать Броску и вот уже смеются вместе с принцем Дюраном, а тот хохочет громче всех. В это мгновение Натия любила принца Эдукана всем сердцем, как любил его каждый гном Орзаммара.
— Но, милорд, нам надлежит взять ее под стражу, — пробормотал воин в форме капитана. — Как же… Честь вашего дома…
— Именно, — напомнил Мастер Испытаний, спустившийся из ложи, где сидели братья принца и гости Орзаммара — Серые Стражи, на Арену, чтобы встать рядом с Дюраном Эдуканом. — Испытания следует признать недействительными.
— Посмотри-ка на мой сломанный нос: его недействительным признать не получится. Лишенная касты идет со мной, она будет моим трофеем. А призовой шлем можете отдать тому лорду, который сражался храбрее всех, — Дюран лукаво улыбнулся и подмигнул Броске. В этот момент гномке показалось что, может быть, и обойдется.
Но когда Горим втолкнул Натию в покои принца, а сам Дюран уселся в покрытое рунной резьбой каменное кресло, воровка похолодела. Сердце екнуло: нет, не обойдется.
— Клейменная на Арене, укравшая доспехи бойца и вышедшая на битву заместо него, — проговорил принц, поставив шлем на подлокотник кресла и оперевшись на него рукой. — Что скажешь в свое оправдание, лишенная касты?
Натия распласталась перед Дюраном Эдуканом, ткнувшись лбом в чисто выметенный каменный пол. Броску окружало такое богатство, что дух перехватывало. Драгоценные камни в срезе породы, обрамленные золотом и серебром; пол и потолок, выложенные красным и черным мрамором; настенные панно из благородного камня; соляные лампы, врезанные в стены. А она-то думала, что помрет в мусорной куче; ну так смерть в роскоши от смерти на помойке мало чем отличается, жизни-то и так, и так не вернуть.
— Ничего, милорд, — честно ответила Натия, нюхая мраморный пол. — Велите казнить?
— Ах ты пыльная тряпка… — Горим шагнул к Броске, чтобы отвесить ей пинка, но, судя по шуму стальных пластин, Дюран поднял руку, чтобы остановить его.
— Повремени. А ты встань, дай на себя посмотреть.
Натия послушно поднялась с колен и убрала волосы с лица. Некоторое время принц Дюран разглядывал ее и, видимо, остался доволен результатом.
— Горим, оставь меня.
— Но милорд, — взмолился оруженосец, — не лучше ли…
— Выйди вон, — гаркнул Эдукан; воин подчинился и покинул комнаты, оставляя Натию и нового военачальника Орзаммара наедине.
— Боишься меня? — спросил принц Эдукан.
Броска покачала головой.
— Вы и правда так благородны и красивы, как о вас говорят. Толки о ваших славных деяниях докатились и до самого Пыльного города, — польстила она.
— Смелая, наглая, с хорошо подвешенным языком, — Дюран Эдукан откинулся на спинку кресла. — Такая-то мне и нужна. Слушай меня, клейменная, и не перебивай, — Эдукан рывком выпрямился в кресле и наклонился к Броске, понизив голос до свистящего шепота, — если сделаешь все, как скажу, золотом осыплю. Нет — так шкуру сдеру, живьем.
Натия кивнула.
— Завтра королевский двор идет на охоту на порождений тьмы на Глубинных тропах. Тебе не нужно знать, ни какова истинная цель той охоты, ни кто будет в ней участвовать. Но я знаю, что завтра меня попытаются убить. Я никому не могу доверять — ни страже, ни воинам, ни братьям, ни даже Гориму. Мне нужен гном, которому нечего терять и который не побоится встать со мной плечом к плечу тогда, когда я того потребую. Ты — новое лицо в этом нажьем загоне, в логовище глубинных охотников — и я куплю тебя первым.
— То есть вы хотите нанять меня, как телохранительницу, милорд? — сообразила Натия Броска и примолкла, обдумывая эту идею. — А как же… — засомневалась гномка. — Я же клейменная, вы сами сказали, не из касты воинов, вообще ни из какой касты, мне и за меч-то браться нельзя…
— В точку. И я тебя нанимаю, — кивнул Дюран Эдукан. — Мне все равно, из какой ты касты; если вашу пыльную сестру можно брать в наложницы, почему нельзя купить, как «наемный меч»? Я здесь принц, и я решаю, кто будет мне полезен; я, а не замшелые деширы, у которых бороды мхом проросли, и не воины, которые только и горазды, что горланить о своей доблести, а на деле только охотниц за знатью лапают и тянут эль из батюшкиных погребов. Ты победила на Испытаниях и ты, безродная дрянь, нос мне сломала — такой прыти я ни от одного воина не ожидал.
— А золота милорд, будет…
— На три твоих веса.
— Так этого слишком мало за жизнь принца крови, милорд, — хмыкнула Броска.
— Не наглей, безродная, а то живо окажешься в той сточной канаве, откуда я тебя вытащил, — напомнил принц Дюран.
— Простите, милорд, но бедная девушка должна думать о своей судьбе, — Броска поджала под себя ноги, усаживаясь поудобнее. — Вот дадите вы мне золота, и что? Золото когда-нибудь кончится, и если меня за него не прирежут, с его помощью я от этой штуки не избавлюсь, — Натия постучала пальцем по клейму у себя на щеке. — А как золото закончится, что, опять воровать и убивать? Не хочу, — непримиримо мотнула головой Броска. — Если хотите купить мой меч и мою преданность, милорд, — добавила Натия голосом сладким, как тронутый солнцем мед, — возьмите меня в наложницы и сделайте мне ребенка. Гному, который даст мне касту, я продамся вся с потрохами.
— Слишком высокая цена, — нахмурился Дюран Эдукан. — Почему я должен одарить тебя такой честью — родить мне сына?
— Потому, мой храбрый лорд, что если вам нужна защита на один день, еще нужнее она вам будет каждый день. Сами сказали, милорд, что не можете доверять ни братьям, ни страже, ни воинам — никомушеньки не можете. А за сына, которого вы мне заделаете, я кому угодно глотку перегрызу, ведь это, может статься, мой единственный шанс вырваться в Алмазные залы!.. Я буду преданней ручного нага и в стократ ласковей и полезней, чем ручной наг, — пылко закончила Натия, у которой уши покраснели от собственной наглости.
«Выкуси, — подумала Броска, — вот выкуси теперь, Берат. Ты потом меня еще благодарить будешь за то, что на Арену вместо пьяного идиота Эверда вышел не Леске, у которого только пиво и сиськи на уме, а я, умница».
— Откуда я знаю, что ты не врешь и сделаешь все по чести, если у тебя ни чести, ни касты нет? — проговорил Дюран, сомневаясь.
— Мой лорд, — Натия Броска поднялась на ноги, — если я лгу, вы меня раздавите, как букашку. А защитите меня — и получите свою выгоду. Подумайте: если сможете предъявить своим деширам крепенького сынка, будущего воина, которого воспитает мать, знающая, с какого конца браться за меч, — не прогадаете. Вот наш принц, он крепок в Камне и думает о будущем своего дома, скажут они.
— То, что ты говоришь, звучит, как хорошая сделка, — сказал Дюран Эдукан, внимательно слушавший вкрадчивые речи Броски. Он поднялся с кресла. — По рукам.
— По рукам, милорд. Позволите мне идти или изволите задаток?.. — осторожно спросила Натия.
— Какой такой задаток?
— Ребеночек, — Броска улыбнулась уголками губ. — Возьмите меня в качестве задатка, я уверена, я легко приму ваше семя. Женщины моей семьи быстро беременеют и рожают здоровых и сильных сыновей.
— Хочешь побыстрее получить свою выгоду? — Дюран взял Броску за щеку. — Пыль с тебя так и летит. Эй, Горим!
— Да, ваша милость? — воин появился в дверях так быстро, что Броска могла поклясться: подслушивал. Натия подумала, что могла бы прижиться во дворце: нравы у них были вполне себе хартийные.
— Вели служанкам приготовить девчонку, хочу с ней порезвиться, — распорядился принц Эдукан, — а после пойдешь со мной на пир, батюшка уже заждался. Ты, — принц Дюран снова обратился к Натии, — я ухожу. Как служанки закончат, сиди тихо и не высовывайся, жди меня.
«Понятно, чего непонятного», — подумала Броска, коротко кивнув.
Женщины из касты слуг вошли сразу же, как вышел Горим. Они отвели Натию в ванную и раздели ее, как настоящую знатную даму: ей даже к застежкам на броне прикасаться не пришлось. Хотя служанки и пофыркивали, глядя на клеймо на щеке Броски, но ослушаться принца не смели: немало охотниц за знатью становились наложницами и матерями наследников деширов, так почему лишенной касты и не стать наложницей принца? Хотя из двух сестер Броска охотницей была именно Рика, она никак не могла подцепить себе ни лорда, ни хоть какого-нибудь завалящего воина; так что какая разница, кто вытащит семью из Пыльного города, главное — вырваться любой ценой.
Служанки расчесали короткие рыжие волосы Броски костяными гребнями, вымыли ее в теплой мыльной воде, вычистили грязь из-под ногтей и, одев Натию в маловатое ей платье, вышли, забрав ее доспехи и заперев дверь на ключ. Щелк, щелк, два оборота в скважине — отметила навострившая уши гномка. Самое время хорошенько осмотреться.
Броска покатала языком за щекой и вытащила изо рта пару проволочек, которые приберегала как раз для такого случая. Сначала она вскрыла сундук принца, потом малахитовую шкатулку в изголовье кровати, а потом и ящичек в причудливом столике с зеркалом. Ни бумаг, ни золота, ничего — медяки, пара серебряных монет и несколько зачарованных колец с поверхности. «Видать, у принца Дюрана есть еще и тайник», — размышляла Натия, оглядывая стены с панно, изображающими горные вершины.
Однако засиживаться в покоях принца Броска не собиралась. С помощью все тех же проволочек воровка вскрыла дверь и, оглядевшись, выскользнула в коридор. Никого — ни воинов, ни слуг: и челядь, и стража были нужнее на пиру. Гномка мелкими шажочками пересекла коридор и по стеночке дошла до двери напротив той, что вела к покоям принца. Прижавшись ухом к замочной скважине, Натия прислушалась: похоже, никого. Она с величайшей осторожностью просунула проволочки в скважину, но тут дверь распахнулась, пребольно стукнув ее по лбу.
— Милорд Белен! — с тревожным, но радостным ожиданием воскликнул знакомый голос.
— Рика? — удивилась Натия, выпрямляясь и потирая лоб.
— Сестра, — Рика даже отступила на шаг, удивленная.
— Ты что это здесь делаешь?
— Я… — сестра потупилась, застенчиво улыбнувшись. — Я же говорила, что кое-кого нашла.
— Белен… Так вот кто твоя «добыча»! Молодец, сестренка, один раз ударила киркой и сразу нашла золотую жилу, — Броска вспомнила разговоры о таинственном знатном гноме, заинтересовавшемся Рикой, но думала, что сестра выдумала его, чтобы успокоить Берата.
— Я уже слышала, что произошло на Испытаниях, — Рика схватила сестру за руки. — Слава Камню, с тобой все в порядке! Тебе очень повезло. Милорд Дюран, он великодушный. Нашел меня в покоях брата и не прогнал.
— Есть немного, — согласилась Натия. Все складывалось лучше некуда. Залетит Рика — Броски расплатятся с долгами и переберутся во дворец; залетит Натия — прощай, Пыльный город, прощайте, Берат и Джарвия, самозваные хартийские король с королевой.
— Слушай внимательно, малышка. Милорд Дюран обещался нам помочь, если я кой-чего для него сделаю, — Натия прикусила губу. — Так что ты держись, и если что, падай на все четыре лапы. Я не сплохую, но и ты не зевай.
— Только не вздумай красть у принцев, тогда же ты… Тогда же тебя… — Рика побледнела, как смерть.
— Да нет, — Броска качнула головой, — нет. Принц Дюран… Короче говоря, не могу рассказать, но дело тут совсем непростое.
— Обещай, что не наделаешь глупостей, — Рика пристально посмотрела сестре в глаза. — Обещай мне, ну же!
— Обещаю, обещаю, — проворчала та в ответ. — Ты сейчас иди к Берату и скажи ему, что мы подцепили каждая по принцу и скоро вернем ему семейный долг в двойном размере, а как понесем — будет ему две лестницы в Алмазные залы, а не одна.
— Хорошо, — вздохнула Рика. Натия поцеловала ее в щеку, покрытую слоем дешевой пудры. — Я тогда, пожалуй, пойду. Милорд Белен все равно не вернется ко мне с пира. Я такая глупая, что подумала, что он придет… Да и Берат ждать не станет.
— Вот умница. А если этот помойный наг, мнящий себя великим вором, тебя хоть пальцем тронет — скажи мне. Натия-пыльная тряпка до него, может быть, и не доберется, а вот Натия-наложница принца — вот та могет.
Рика легонько сжала ладонь сестры в руке и отпустила, заторопившись прочь из дворца. Натия стояла и смотрела ей вслед. Засмотревшись, она чуть не попалась: в конце коридора послышались шаги; Броска едва успела шмыгнуть в комнату принца Дюрана и захлопнуть дверь. Грохочущие шаги все приближались, но сквозь стук латных пластин гномка услышала занятный разговор:
— Смотри-ка, братец, а девка-то твоя убегает, — с ленцой протянул гнусавый тенорок.
— Вижу, — отозвался голос поприятнее. Говоривший словно бы пожевал губами и проронил: — Пусть идет.
— А вот и комнаты нашего так называемого военачальника, Дюрана, — судя по стихшему лязгу, двое остановились прямо напротив двери. В гнусавом тенорке задребезжало недовольство. — Отец так привечает его в последние дни, да и деширы… Хотя Харроумонты уже высказали мне свое недовольство тем, что Дюран притащил с собой во дворец ту шлюшку-пылеглотку, отколошматившую его на Арене, и отказался признать Испытания недействительными. Отец будет крайне недоволен: такие поступки могут дурно сказаться на добром имени Эдуканов. А брату стоило бы быть осторожнее, ведь сегодня Орзаммар его чествует, а завтра… — тенорок выдержал паузу и добавил с хищным удовольствием: — А завтра я король. Так что ты держишься правильной стороны, Белен. Хотя сложно было ожидать такой разумности от последыша, вроде тебя.
— Триан, а что, если… — начал второй тенорок.
— Что, если Дюран все еще у себя и сейчас слушает наш разговор? Я готов повторить сказанное ему в лицо, — глухо лязгнула стальная перчатка, стукнувшаяся в дверь. Дверь беззвучно отворилась. Натия Броска вжалась в стену, прижав руки к груди и затаив дыхание. Принц Триан и принц Белен — вот кто пожаловал навестить принца Дюрана в его отсутствие. — Смотри, нет никого.
— Твоя правда, Триан, — поддакнул приятный тенорок. — Сейчас Алмазные и Общинные залы чествуют Дюрана, но стоит ему проиграть свою первую битву на Тропах, и, оплакивая погибших, будут ли гномы Орзаммара любить его, как прежде? Наш брат слишком безогляден в своих решениях. У него нет твоей мудрости, Триан.
— Когда я стану королем, Дюран больше не сможет мешаться у меня под ногами, — глядя в щель между камнем и дверью, Натия видела двоих гномов — один, с платиновым отливом русых бороды и волос, был в доспехах побогаче и держался повальяжнее: он и был принцем Трианом. Белен, что так полюбился Рике, был пониже ростом, держался скромно и смотрел кротко. Но Натия все равно поостереглась бы поворачиваться к нему спиной: когда принц Белен смотрел на старшего брата, в его глазах появлялся металлический блеск, который, как и хищную повадку глубинного охотника, младший Эдукан скрывал под напускной покорностью.
— Сегодня я говорил с Дюраном, и он признался, что давно ждал этого дня, как и возможности оказаться с тобой один на один на Глубинных тропах и навсегда решить, кто более достоин стать королем, — принц Белен выдержал паузу и тяжело вздохнул. — Ты мой любимый брат, Триан, и я не хочу, чтобы из-за гордыни Дюрана с тобой случилось что-нибудь дурное.
— Вот как? — старший из принцев резко обернулся. — Я ожидал подобного. Но Дюран не учел одного — твоей верности мне, Белен. Завтра на Глубинных тропах я буду готов к нападению.
— Позволишь мне предупредить воинов? — тонко улыбнулся Белен.
— Только если после пира; отец хочет видеть нас обоих, — Триан почесал подбородок, путаясь чешуйками латных перчаток в красиво заплетенной бороде. — Пойдем. Отошлю тебя, как только Дюран принесет клятвы, а ты уж поговори с моими воинами, объясни им, что к чему.
— Я не перестаю восхищаться твоей дальновидностью, брат, — принц Белен склонил голову в знак покорности воле Триана. Старший Эдукан еще немного постоял на пороге, сунул пальцы за пояс и, пробормотав себе что-то под нос, вышел. Младший принц прикрыл за ним дверь.
Голоса и звуки шагов удалялись вверх по коридору. Натия Броска сползла спиной по стене и села, обхватив руками колени. Голова у нее пухла от всего услышанного, увиденного и пережитого за день. Сжимаясь в комочек, она всегда немного успокаивалась: как еще было себя согреть, когда лавовые камни заканчивались, а в холодном очаге перекатывались пустые бутылки? Но Броска выросла, а чувство защищенности, порожденное теплом собственного тела, осталось.
Во дворце жилось не спокойнее, чем в Пыльном городе. Что в Алмазных залах, что на окраинах очередь желающих пустить тебе кровь выстраивается чуть ли не с рождения. С другой стороны, в чем-то Натии было проще: на нее внимание обращали лишь для того, чтобы обругать или отвесить пинка. Принц же с рождения жил под присмотром тысяч глаз, в окружении множества гномов, которые желали его покровительства или смерти.
Но вскоре гномка вернулась мыслями к сестре. Она была уверена, что, если Рика не придет к Берату, Берат сам ее найдет, чтобы выяснить, что за представление старшая Броска устроила на Испытаниях. Известия о том, что сестры подцепили себе каждая по принцу, должны были смягчить хартийного заправилу. У Берата не уйдет много времени на то, чтобы скумекать: от живых Бросок проку будет больше, чем от мертвых. Кто заваливает лириумный штрек, в котором все еще можно добывать лириум?
Натия забралась на лавку у двери и незаметно для себя задремала. Спала она некрепко: спать вполглаза — эта привычка в Пыльном городе вырабатывается первее других. Вот заснешь крепко и сладко, а мать опять напьется лишайникового эля, свалится у очага, начнут у нее тлеть волосы или одежда — вот и сгорите всем домом. Или прикорнешь, а к тебе в постель заберется маменькин дружок. Одной рукой заткнет рот, другой полезет щупать между ног и сопеть станет прямо в ухо, даже вспомнить мерзко. Иногда Леске своими подкатами и похабными шуточками напоминал Натии пьяных материных ухажеров, которые каждый вечер новые приходили; тогда она напарника поколачивала, а тот все никак не мог понять, за что.
Дверь в покои принца распахнулась, с грохотом ударилась о стену и отскочила от нее, остановленная бронированным царственным локтем. Натия тут же села на лавке и протерла лицо рукавом, чтобы выглядеть пободрее и попригожее, а не расплывшейся, как вчерашняя блевотина.
На пороге стоял пьяный вусмерть орзаммарский военачальник, а за его плечом маячило бледное и обеспокоенное лицо эдукановского оруженосца, обрамленное короткой рыжей бородой.
— Г-горим… Пшел прочь, — пробормотал принц Дюран, стаскивая шлем и бросая его в угол. Шлем ударился о красивую узорную ширму из красного гранита и со звоном упал на пол, заскакав по нему и остановившись у ступеней к кровати, установленной на возвышении.
— Ваша милость… Но как же, — бормотал воин, приплясывая рядом с принцем, словно встревоженная нага вокруг собственного слепого детеныша. — Но в доспехах же спать будете, если вас батюшка прознает, гневаться изволит…
— Пшел прочь, — зарычал Дюран Эдукан, выпучив налитые кровью глаза. — Завтра… Завтра Глубинные тропы… Кровь и честь, ха! — тут новый военачальник Орзаммара заметил Броску. — А-а-а… девка… Девка — эт хорошо. Иди сюда, клейменная, ублажи меня.
— Как пожелаете, милорд, все, как только вы пожелаете, — забормотала Натия, подбегая к принцу Дюрану. Она подперла среднего Эдукана с одного бока, а Горим с другого; вместе они дотащили королевского сына до кровати и стянули с него каждый по латному сапогу. Броска, теребя ремни эдукановской кирасы, старалась держаться как можно скромнее. Это пока Дюран был «в себе», у Горима были руки связаны, а когда господин пьян — воин в своем праве. Вот захочет — изобьет и вытолкает, если вдруг подумает, что так лучше для господина. Или, мелькнула у Натии мысль, если Белен или Триан, братья единоутробные, уже Гориму приплатили — он уж точно постарается, чтобы принц пошел на Глубинные тропы в одиночестве, как наг на бойню.
— Утром приду и если обнаружу хоть какую покражу… — негромко проворчал воин, бросив на Натию грозный взгляд, но та только усмехнулась в ответ.
— Сэр рыцарь, я жить хочу и жить с целыми руками-ногами и с головой на плечах, — честно ответила она. — Я здесь по желанию милорда и ради его удовольствия, да и кто я такая, чтобы своевольничать?
Некоторое время Горим буравил Натию взглядом, но оруженосца все-таки подкупило правдивое выражение в зеленых глазах Броски. Подобрав снятые с принца доспехи, воин разместил их на стойке для брони, стоявшей за багровой гранитной ширмой, и вышел, сопя, как рассерженный бронто.
Натия Броска села на кровать рядом с раскинувшимся на ней принцем. Борода Дюрана Эдукана разметалась по груди, и гномка украдкой запустила в нее пальцы. Борода оказалась густой и мягкой на ощупь, ухоженной — такую в Пыльном городе не встретишь. Как платье из шелка с поверхности, которое подружке Рики подарил ее ухажер…
— Ушел? — спросил принц Дюран совершенно трезвым голосом.
— Да, милорд, — Натия едва успела отдернуть руку.
— Почему дверь была открыта? Я ее запер, когда уходил. Служанки тоже должны были запереть за собой.
— Ваши… Ваши братья изволили приходить, — ответила Натия, подумав. Сначала она сомневалась: еще не поздно было прихватить что-нибудь из принцева добра и сбежать, но теперь, когда весь Орзаммар знал Броску в лицо, не быть ей больше ни воровкой, ни хартийной бандиткой. Канавы чистить — и то не возьмут, ведь заступничество принца таково, что есть рядом принц — есть заступничество, а нет — так нет и никакой защиты, вышла вся. — Они меня не заметили, я спряталась и подслушала их разговор. Если милорду интересно…
— Да не томи ты, девка пыльная, — в сердцах воскликнул принц Дюран, открывая глаза. Глаза у него были яркие и ясные, синие, как сапфиры, Натия аж залюбовалась и тут же смутилась: вдруг принц заметит, как она на него таращится.
— Принц Белен сказал принцу Триану, что вы замыслили Триана убить. А Триан сказал, что он нападет первым и заставит вас ответить перед Камнем, — медленно, тщательно выбирая слова, принялась рассказывать Натия.
— Белен сказал, что я замыслил убийство? — у Дюрана дернулся уголок рта, но принц сдержался, только проговорил негромко:
— Каждый день узнаешь что-то новое. Вот теперь узнал, что убийство брата готовлю, хотя клялся руку на него не поднимать… Чудеса.
Принц согнул ногу в колене и заложил руку за голову, рассеянно разглядывая панно на стене — по беломраморным подземным горам взбиралась вереница рудокопов. Свободной рукой он похлопал по перине.
— Давай, чемпионка Испытаний, иди ко мне. Хочу посмотреть, что ты умеешь. Как тебя зовут?
Натия, уже тянувшая платье через голову, замерла. До сих пор мужчинам, ложившимся с ней, ее имя было не слишком интересно.
— Натия, — буркнула гномка в складки платья и, стянув его, повторила уже более учтиво: — Натия Броска, милорд.
Дюран Эдукан сел, и Броска, потянувшись к нему, поцеловала принца квело, как целочка. Близость мужчины из благородных ее смущала. Это не Леске и его знаменитый скипетр, который то не поднимается, то не стоит.
— Холодная ты какая-то, я думал, рыжая — значит, горячая, — недовольно сказал принц.
— Я и есть горячая, — ответила Броска, забираясь на кровать с коленями. — Только вот укушу я вас или ногтями по спине проведу, а вы мне наутро голову срубите.
— Не срублю, — пообещал Дюран Эдукан, торопливо проводя ладонями по голой спине Броски, по ее бокам и торчащим грудкам. — Если ублажишь меня сегодня как следует — Камнем клянусь, не срублю.
Войти
