Я твоё опять повторяю имя…

Я многим пожертвовал, от многого отказался ради чести, ради короля, ради Отчизны и знаешь, что я выяснил?..
Все эти жертвы и лишения не согреют тебя в ночи, жизнь слишком короткая и слишком долгая,
чтобы идти по ней в одиночестве.
Граф де Ла Фер (Атос), «Три мушкетёра».

Прийти самому или отправить кого-то из подручных с приглашением на аудиенцию? В свой кабинет или в личные покои? О Создатель, ну не в спальню же, в самом деле…
Пожать руку? Кивнуть в знак приветствия?
«Приветствую вас, Страж-командор» или «Как же я скучал по тебе, любимая»? Нет, нет, нельзя. Даже у каменных стен есть уши и глаза — это раз. А два… как она сама встретит его?..
Страж-командор, Героиня Ферелдена, она прибыла сюда по своим делам, по приказу короля Алистера и, быть может, даже против своего желания, так что, возможно, она даже и не намеревалась искать встречи с ним.
Хотя… зачем-то ведь она сообщила ему о своём приезде коротким письмом?.. Письмом, опоздавшим как минимум на две недели — целых две недели, за которые капитан храмовников Киркволла мог бы успеть хоть морально подготовиться к этой встрече. И, хотя это вряд ли помогло бы, сейчас же он всё явственнее ощущал, как им завладевает бесконтрольная паника: он держал в руках только что распечатанный конверт и знал: она уже здесь.
Тогда, может, просто подождать, пока она придёт сама?
Сидеть в кабинете, ждать, изводиться… и через пару дней узнать, что королевский кортеж уже покинул Киркволл?.. Ну уж нет.
Каллен сунул письмо в карман и решительной походкой направился к дворцу наместника.
 
По счастью, когда он добрался до дворца, официальная встреча с наместником была уже закончена, и высокопоставленных гостей разместили в предложенных им покоях. И, узнав у одного из прислужников, какая именно комната отведена Героине Ферелдена, Каллен зашагал именно туда.
Но его решимости хватило только до середины коридора, где он тяжело привалился к стене, стараясь успокоить сбившееся, будто после быстрого бега, дыхание.
Шесть лет… Шесть долгих лет, каждый день из которых был наполнен мыслями о ней. Безысходно, без смысла, без надежды.
И вот она здесь.
Она здесь!!!
А он стоит как истукан посреди коридора, чувствуя, как ноги всё прочнее прирастают к полу.
Но, в самом деле, не может же он просто так без предупреждения вломиться к ней?
Пожалуй, это был глупый порыв — самому прийти сюда.
Пожалуй, нужно было всё-таки послать кого-то из подручных с сообщением.
Пожалуй, сейчас следует спокойно развернуться, возвратиться к себе и отдать соответствующие распоряжения.
Каллен был почти уверен, что ещё с минутку отдышится и так и поступит, но судьба как всегда решила всё за него.
— Каллен!
Во всём городе никто не называл его по имени без приставки «капитан». Да и голос этот он узнал бы из миллионов, даже если бы прошло не шесть лет, а шесть сотен.
Сердце гулко отсчитывало тягуче-медленные доли секунды, которые потребовались ему на то, чтобы обернуться.
Она шла по коридору с другой стороны, и… всё, абсолютно всё, что он намеревался сказать и десятки раз проговаривал про себя, всевозможные официальные приветствия, да и вообще все хоть мало–мальски приличествующие ситуации слова мигом вылетели из головы, а сердце моментально сделало кульбит при виде её улыбки.
Она была прекрасна. Прекрасна как всегда и почти совсем не изменилась за эти годы.
Хотя нет — повзрослела.
Он знал её юной ученицей Круга, он знал её Серым Стражем, на чьи хрупкие плечи внезапно рухнула перспектива спасения всего Ферелдена.
Сейчас же перед ним стояла красивая молодая женщина с сияющими глазами и той самой улыбкой, что всегда сводила его с ума.
Неужели это не сон?
— Каллен, как же я рада видеть тебя!
Соблазн сгрести её в объятия и закружить над полом был настолько велик, что капитан непременно поддался бы ему, если бы не приросшие к полу ноги.
— Я тоже очень рад, Марла, — он и сам не узнал своего голоса, сделавшегося хриплым от волнения.
Всё-таки рукопожатие.
Она первой протянула руку, вынуждая его сделать то же самое. Жест выглядел вполне официальным, но сияние её глаз разбивало это заблуждение вдребезги.
— Ты надолго здесь? — из тысячи вопросов, крутившихся в голове храмовника, этот был первым пришедшим ему на ум.
— Увы, нет, — покачала головой эльфийка. — Король отбывает завтра утром, а я обещала сопроводить его обратно до Денерима. Но сегодня, — её глаза зажглись лукавой улыбкой, — я совершенно свободна. Могу ли я попросить вас, капитан, показать Героине Ферелдена этот прекрасный город?..

— Никак не привыкну, что здесь так жарко, — говорила Марла, беспечно расстелив свой дорогущий меховой плащ на одном из песчаных откосов Рваного берега, который они по обоюдному согласию выбрали вместо «прогулки по городу», и жестом приглашая Каллена присесть рядом с ней. — В Амарантайне сейчас почти уже зима. Хотя, когда я вернусь, там будет уже так же тепло.
— Ты говорила, что вы отбываете уже завтра утром, почему же ты попадёшь туда так нескоро? — Каллену нравилось просто слушать звук её голоса, поэтому обычная светская беседа обо всём на свете, которую они вели уже второй час, ему даже нравилась, несмотря на то, что говорить хотелось совсем не об этом.
— Верно, но после того, как я провожу короля до Денерима, мой путь будет лежать в Орзаммар. Гномий король Белен сообщал в одном из последних писем, что в последнее время порождений тьмы на Глубинных тропах как будто бы стало больше. Я уверена, что они и сами бы прекрасно справились, но для меня это отличный предлог, чтобы явиться в Орзаммар лично, ведь, помнится, Белен помимо всего прочего обещал Стражам ещё и финансовую поддержку, а мне ещё очень многое нужно сделать для восстановления ордена. К тому же новые рекруты тоже никогда не бывают лишними. Так что в Амарантайне я буду не раньше, чем через полгода. Хотя, признаться, я не очень-то сильно люблю это место — ни летом, ни зимой.
— Так почему бы тебе не перебраться куда-то ещё? Ведь, как я понял, тебе не обязательно всё время проводить в Башне Бдения? — сложно сказать, что Каллен ожидал услышать в ответ на этот вопрос. Что какое-то время она будет проводить в Киркволле? Глупо. И невозможно.
— Это так. И Алистер уже неоднократно предлагал мне перепоручить основные дела старшим помощникам и остаться в Денериме. Но… я не хочу этого.
— Похоже, король хочет держать тебя при себе, — уголки губ капитана нервно дёрнулись, но Страж, похоже, не заметила этого.
— А что в этом удивительного? Я его друг и советник, и он был бы совсем не против, останься я в Денериме. Только вот мне это совершенно не интересно, к тому же, хоть я и Героиня Ферелдена, я совершенно не желаю становиться объектом для сплетен на тему «эльфы должны быть слугами» или «зачем король притащил в столицу мага». Конечно, порой король нуждается в моих советах, но, пожалуй, я не готова пожертвовать ради этого своей свободой.
— Вряд ли ты нужна ему исключительно для советов, — задумчиво проговорил Каллен, переминая между пальцами сухую былинку.
— Не уверена, что вполне понимаю, о чём ты говоришь… Постой… Каллен, мне показалось, или ты… ревнуешь?
— Разве капитан храмовников может ревновать командора Серых Стражей к королю Ферелдена? — невесело усмехнулся Каллен, внутренне подосадовав, что вспыхнувшие щёки выдали его с головой — отнекиваться было бесполезно.
— Да, звучит странно, согласна, — в голосе Марлы ему почудилась горечь. — Будем считать, что мне это просто показалось.

Дыхание Создателя, столько хотелось сказать ей, столько поведать! Взять её руки в свои и смотреть, смотреть не отрываясь в омуты её глаз, позволяя им всё глубже затягивать себя в бездонный водоворот…
Но Каллен безмолвствовал, продолжая изучать сухую травинку на своей ладони. Продолжать вести «светскую беседу», когда каждый удар сердца отражался в груди тупой болью, стало уже совершенно невыносимо.
Ветер, тихонько колыхавший их одежду и развевающий волосы, приносил лишь едва слышный шелест волн.
Они продолжали молча сидеть рядом — достаточно далеко, чтобы незримая дистанция между ними была почти физически ощутимой. Однако их руки лежали на земле так близко, что достаточно было лишь одного движения, чтобы коснуться друг друга.
Но этого не происходило.

— Честно говоря, я не думала, что ты когда-нибудь покинешь Башню, — первой нарушила молчание Марла.
— А почему нет? Хоть она долгие годы и была моим домом, фактически меня ничего там не держало… когда в ней не стало тебя.
Каллен осёкся на полуслове и в ужасе замолчал, понимая, что произнёс последние слова вслух.
Время отсчитывало мучительно долгие липкие секунды тишины, когда Марла нарушила её, не переставая глядеть прямо перед собой и едва слышно произнеся:
— Я тоже скучала по тебе, Каллен…
Её ладонь легко преодолела разделявшее их расстояние, невесомо опустившись на его руку в тёплом прикосновении, одновременно бросившем храмовника и в жар, и в холод.
— Ты знаешь, я ведь писала тебе. Писала и не отправляла, и снова писала… Я не хотела беспокоить тебя, думала, что ты хочешь забыть…
— Я не смог. Да и не хотел, — торопливо перебил её Каллен, беря её ладонь в свою и едва ощутимо касаясь кончиков пальцев губами. Сердце билось, будто сумасшедшее, всё продолжая наращивать обороты. — И никогда не захочу.
— Каллен…
— Да?..
— Я… Я знаю, что… Нет, не так… Мы оба знаем, но… Дыханье Создателя, убить Архидемона и то было проще, чем сказать…
Тяжело вздохнув, Марла неожиданно уткнулась лбом в его плечо, и пальцы храмовника как будто сами собой начали легонько гладить её по волосам в успокаивающем жесте, сперва машинально, а затем всё вдумчивее пропуская между пальцами серебристые пряди, заворожённо наблюдая, как их лёгкий шёлк медленно искрится и перетекает под нежными прикосновениями.

Время будто бы замерло, медленно и тяжко отмеряя тягучие мгновения тишины, нарушаемой только гулкими ударами сердца и, как через минуту с изумлением осознал Каллен, не только его собственного.
То, что уже в эту секунду была пройдена некая точка невозврата, он понял лишь через несколько мгновений, когда Марла внезапно подняла на него взгляд своих бездонных глаз-омутов, и он будто бы наяву услышал, как одна за другой натягиваются и с треньканьем лопаются невидимые струны, на которых держалось его и без того шаткое самообладание. В ту же секунду рука храмовника будто против воли замерла и сомкнулась на её затылке, тут же требовательно притянув девушку к себе прежде, чем сознание успело хоть что-либо нерешительно возразить.

Мягкие губы с готовностью раскрылись навстречу его губам, заставляя кровь бешено грохотать в висках, заставляя прижиматься ещё сильнее, заставляя изо всех сил растягивать на двоих один глоток воздуха, чтобы как можно дольше не разрывать поцелуй…
Каллен верил, что сможет остановиться.
Он был уверен, что сможет приказать себе перестать, даже когда под его губами внезапно оказалась восхитительно-гладкая кожа эльфийской шеи, даже когда он покрывал беспорядочными поцелуями её плечи, даже когда угрожающе затрещала шнуровка её платья.
Но он был совсем не готов к тому, что ловкие пальцы Марлы, привычные к заклинаниям, вдруг сумеют так быстро справиться с ремнями и пряжками его доспеха и, неосторожно обрывая пуговицы от волнения, внезапно скользнут под рубашку, обжигая жаром прикосновения и без того горящую огнём кожу.
И, изумлённо выдохнув, когда Сурана неожиданно рванула его рубашку через голову, отбрасывая её в сторону и тут же жарко прижимаясь к его обнажённой груди, Каллен понял, что собственное тело решило всё за него, окончательно поддаваясь искушению, поддаваясь слепому и безотчётному желанию обладать, а значит, он не остановится.
Хотя перед самим собой уже можно было быть честным до конца: останавливаться он не собирался с самого начала.
 
Он целует её губы, он касается её нежной кожи, о которой не смел мечтать даже в самых смелых грёзах: столько лет казавшаяся лишь несбыточной, недоступной мечтой, теперь она в его объятиях — настоящая, живая, разгорячённая и желающая его не меньше, чем он сам желает её. От запаха её кожи у Каллена кружится голова, и все разумные мысли, буде такие вообще имелись, тонут в бесконтрольном потоке страсти. Словно молитву он шепчет её имя, и Церковь с её обетами, долг, присяга — всё летит к демонам, когда она так тяжело дышит в его руках, когда так отчаянно целует его, когда выгибается навстречу его ласкам.
Он и сам не понимает, как им удаётся так быстро избавиться от разлетевшейся в стороны в беспорядке одежды, потому что в следующее мгновение он уже гладит белоснежную кожу её обнажённых бёдер, целует упругую грудь, обводит языком розовые ореолы напряжённых сосков, сходя с ума от её тихих стонов и рваных вздохов.
Она гладит его спину, зарывается пальцами в его волосы, стараясь как можно ближе и сильнее притянуть его к себе, ведёт нежной ладошкой от груди вниз по его животу и ещё ниже, заставляя его тут же испустить судорожный вздох. И он понимает её без слов, бережно укладывая на мягкую ткань плаща, и уже в следующее мгновение, не в силах больше сдерживаться, он входит в неё резким толчком, замирая на мгновение, когда её вскрик сливается воедино с его протяжным стоном.
 
Он вжимает её тонкие запястья в ткань плаща над её головой, сильными толчками продолжая вторгаться в её горячее тело, он без остановки целует её сухие от тяжкого дыхания губы, он начинает двигаться всё быстрее, и она ловит его ритм, с каждым новым рывком подаваясь навстречу его движениям.
Мир вокруг раскачивается и кружится в водовороте дурманящего наслаждения, тонет в обжигающих ласках переплетающихся разгорячённых тел, заставляя двигаться быстрее, сильнее, глубже, глотая неровное и частое дыхание друг дуга до тех пор, пока хватает воздуха.

Выгибаясь под его сильными руками, вперемешку со стонами, Марла что-то бессвязно и едва слышно шепчет, и, наклонившись к самым её губам, Каллен с замиранием сердца слышит, как с каждым новым толчком она выдыхает:
— Люблю… люблю… люблю тебя…
Ему хочется смеяться и плакать одновременно: шесть лет, шесть долгих лет он не решался даже написать ей, а она… Все эти годы она чувствовала то же, что и он…
— Это я люблю тебя, — шепчет он, чувствуя, что слова уже с трудом срываются с его губ, сбиваясь неровным рваным дыханием. — Больше, чем всё, что есть в моей жизни, больше, чем саму жизнь…
Он движется всё быстрее, всё исступлённее, и, кажется, сейчас сам Создатель был бы не в силах заставить его остановиться.
Хотя вряд ли Создатель был бы настолько бестактен, чтобы выбрать для своего явления столь неподходящий момент.

Последние несколько толчков заставляют Марлу выгнуть спину дугой, напрягаясь всем телом, и пронзительно закричать, судорожно впиваясь ногтями в его плечи. В то же мгновение Каллен делает последний рывок и замирает, зарычав сквозь стиснутые зубы и с силой сжав эльфийку в своих объятиях.
Кажется, что секунды растягиваются на годы и века, прежде чем он утыкается носом в её плечо, чувствуя, как её руки нежно гладят его спину, и неожиданно для себя самого не ощущает ни стыда, ни укоров совести, лишь безграничное счастье от того, что наконец-таки держит в объятиях самую желанную и любимую женщину на свете.
— Не жалеешь? — неожиданно полушёпотом спрашивает она, будто прочитав его мысли.
— Может, и жалел бы, если бы меня, согласно всем канонам, сию секунду поразила бы молния. Но покуда этого не произошло — нет, не жалею, — точно так же полушёпотом отвечает ей капитан, ложась рядом.
Марла тут же прижимается к его груди, не сдержав счастливого вздоха.
Они ещё долго лежали молча, остывая в объятиях друг друга и успокаивая дыхание. Тёплый ветер шелестел в траве, своими прикосновениями заставляя их только ещё ближе льнуть друг к другу.

— Меня, наверное, уже хватились, — лишь через четверть часа нарушил молчание Каллен, не переставая пропускать между пальцами шёлковые пряди её волос. — Да и тебя, конечно же, тоже.
— И пускай, — беспечно отмахнулась Марла, приподнимаясь на локте, чтобы видеть его глаза. — За столько лет, думаю, мы заслужили хотя бы несколько часов друг для друга.
Она улыбнулась, обращая к нему взгляд своих сияющих глаз, а он вдруг заметил блеснувший на её шее серебряный кулон, показавшийся ему смутно знакомым.
— Откуда у тебя это? Я думал, что потерял его во время восстания Ульдреда в общем беспорядке и суматохе.
— Ты потерял, я нашла, — улыбнулась Марла и тут же, чуть смутившись, добавила: — Хотя, если честно, я его стащила. Нашла в одной из комнат во время зачистки Круга и забрала себе. Я знала, что он твой. И… я не верну его тебе.
— И не нужно, — капитан со счастливым вздохом притянул девушку к себе, утыкаясь носом ей в шею. — Он достался мне от родителей, и я верил, что он был моим оберегом всё то время, что я носил его. И я рад, что все эти годы он был у тебя, защищая, когда меня не было рядом.
— Боюсь, что этих лет будет ещё немало, — вздохнула Сурана, возвращая их обоих к действительности. — Но теперь это уже не так уж и важно.
— Почему?
— Потому что теперь ты знаешь. И я знаю. А это значит, что даже в разлуке мы не будем одиноки.
 
Они прощались следующим же утром, когда кортеж короля с присущим ему официозом покидал Киркволл.
При скоплении множества народа они лишь официально пожали руки, вежливо кивнув друг другу на прощание. И лишь вскакивая в седло, Марла с едва заметной улыбкой бросила, обернувшись через плечо:
— Я никогда не любила прощаться, а поэтому до встречи, капитан.
— До скорой встречи, командор, — губы Каллена чуть дрогнули в ответной улыбке, и вскоре облако пыли скрыло кортеж из виду, хотя ещё долго было слышно, как он отбивает дробь лошадиными копытами по мостовой.

 
От неё долго не было вестей.
Около полугода, которые требовались на дорогу до Орзаммара и обратно, он и не ждал от неё писем. Но и потом их не было тоже.
Ходили слухи, что Страж-командор находится в длительном путешествии по стране, объявляясь то в Морозных горах, то в Пике Солдата и набирая новых рекрутов для ордена.
Каллен справедливо полагал, что она слишком занята, и в постоянных разъездах у неё просто нет времени написать ему пару слов, но время шло, и он начинал волноваться.
Он даже отправил несколько писем в Башню Бдения, надеясь застать её там, однако спустя несколько месяцев он получил лишь вежливый ответ от коменданта крепости, с глубочайшими извинениями сообщившего, что командор находится в отъезде, и время возвращения её неизвестно. Однако, когда это произойдёт, он сделает всё возможное, чтобы вся корреспонденция от уважаемого рыцаря-храмовника попала ей лично в руки без промедления. Если же у капитана есть какое-то срочное дело к Серым Стражам, он может указать это в письме на имя коменданта, ибо вскрывать почту командора он попросту не имеет права.
Каллен был встревожен, однако всё обостряющийся конфликт между магами и Церковью Киркволла вскоре заставил его отвлечься от этих мыслей, требуя всецелого внимания и его вмешательства как капитана.
И лишь спустя полтора года, перед самым началом беспорядков в Киркволле, он обнаружил у себя на столе конверт — без подписи, без обратного адреса, только со своим именем на обороте.
Он не видел, кто принёс это письмо, но, едва взяв его в руки и распечатывая поневоле негнущимися пальцами, он сразу же понял: от неё.

«До меня дошли слухи, что в Киркволле сегодня неспокойно, из чего я делаю вывод, что сейчас тучи сгущаются далеко не только над одним Ферелденом.
И это вновь грозит нам обоим и большими проблемами, и новой долгой разлукой — так уж вышло, что, дослужившись до видных постов, мы перестали принадлежать себе.
Грядущие перемены не обойдут стороной никого, поэтому прошу тебя только об одном: уцелей, любимый! Умоляю тебя, не погибни в этом водовороте, ведь я не смогу и не хочу жить в мире, в котором не будет тебя!
Обо мне не беспокойся, я в безопасности, насколько безопасным может быть мир в это смутное время.
Сейчас у тебя и без того будет много забот, но когда всё это закончится или хотя бы немного поутихнет, я найду тебя, если ты не найдёшь нас раньше.
Да, я не описалась — нас. Потому что твоя дочь очень хочет познакомиться со своим папой. У неё твои глаза, родной, и твоя улыбка.
Выживи ради нас.
Я люблю тебя».
 
С улицы уже давно доносились крики рыцаря-командора и Первого чародея, не предвещая ничего хорошего, на площади собиралась толпа, поднимая шум, а капитан Каллен всё продолжал стоять и счастливо улыбаться, сжимая в руках письмо и чувствуя, как глаза начинает предательски щипать.
— Моя дочь… — прошептал он, проводя пальцем по строкам, и от этого простого движения душа его внезапно наполнилась теплотой и спокойствием. — О, Создатель, спасибо тебе…
Вопли Мередит уже начинали принимать истеричный оттенок, требуя немедленного вмешательства, когда капитан, склонившись над столом, начал торопливо писать ответ, нимало не заботясь ни о невозможности отправить письмо, ни об отсутствии обратного адреса:

«Когда-то давно я думал, что любовь к тебе — это моё проклятие.
Я ошибался.
Потому что она — моё благословение».

Рука с пером замерла над бумагой, и, секунду поразмыслив, Каллен аккуратно сложил листок и убрал его за пазуху вместе с письмом.
— Такое нельзя доверять бумаге, — пробормотал он, не переставая улыбаться и по пути к лестнице вниз машинально проверяя, легко ли выходит меч из ножен. — Я скажу тебе это лично при встрече, любимая. Скажу вам обеим.

Ситуация меньше всего располагала к веселью, однако явившийся на площадь капитан так и не смог стереть с лица будто приклеившейся к нему улыбки.
Впрочем, всем очень скоро стало совсем не до него.