Я жду тебя, о мой единственный враг! Часть 4. Грани

Чем дальше дни, подобно чайкам, летят,
Тем удивительнее этот странный плен:
Я потерял, что только мог потерять —
Но обретаю много лучшее взамен!
Канцлер Ги.

Звенящая тишина, парализовавшая залу от пола и до высоких потолков, давила на уши. В застывшем воздухе, липком и недвижимом, не было слышно даже звука дыхания столпившихся людей, будто все как по команде затаили его, чтобы, не приведи Создатель, не привлечь к себе излишнего внимания.
И в этом вязком, как болото, безмолвии спустя казавшиеся вечностью несколько секунд раздался спокойный и уверенный голос Хоук:
— Я принимаю твой вызов, Аришок.
Зал взорвался вздохами изумления и ужаса напополам с облегчением, и Андерс вздрогнул, словно смысл сказанного доходил до него с запозданием. И лишь когда Интегра, даже не оглянувшись на свою команду, сделала шаг вперёд, целитель спешно схватил её за плечо, разворачивая к себе.
— Хоук, ты не можешь идти, ты не должна… — глаза мага были полны ужаса и отчаянья. — Я… Я выйду вместо тебя, Хоук! Я ведь могу заменить её в поединке, эльф? Я могу выступить от её имени?
Но Фенрис лишь молча покачал головой, и по глазам его было видно, что, будь это возможно, он сам без промедления занял бы её место.
— Сначала дослужись до базалит-ан в их напыщенной кунарийской иерархии, а потом уж и лезь вперёд своего командира, одержимый, — Интегра смеётся, ироничная ухмылка, как обычно, играет на её губах. Ни намёка на страх, ни намёка на неуверенность — её лицо спокойно и даже весело, никому из своей команды она не позволит увидеть сейчас своих истинных чувств. Даже ему, Андерсу. — Варрик, смотри внимательно! Можешь даже записывать по ходу, чтобы ничего не забыть. А если я облажаюсь, добавь пафоса и героизма от себя, я знаю, ты это умеешь. Если, конечно, вам самим удастся выжить. Всё, без прощаний.
Интегра вновь развернулась к образованному расступившимися людьми кругу, в котором уже начинал проявлять признаки нетерпения Аришок, и вдруг, оглянувшись, внезапно и бесцеремонно притянула Андерса к себе за шиворот, коснувшись губами его уха:
— Слушай меня внимательно, Справедливость, я знаю, ты слышишь меня, — заговорила она, и от призвука угрозы в её приглушённом голосе целителя пробрала дрожь. — Даже если сегодня я сдохну, ничего не будет кончено. Я найду тебя в Тени, я не проиграю эту битву, чего бы мне это не стоило. Я никогда не отдам его тебе, ни живой, не мёртвой. Андерс только мой.
Лёгкое, почти неощутимое касание губ, и целитель с ошеломительной, ужасающей ясностью осознал, что оно может стать его последним воспоминанием о ней.

— Потанцуем, Аришок? — Интегра отточенным движением достала из-за спины свой посох, на всякий случай проверив, легко ли выходит кинжал из ножен на поясе. — Надеюсь, перед битвой мне не придётся выслушивать очередной зашкаливающий пафосом монолог?
Аришок лишь презрительно скривился в ответ. И напал.
Интегра едва успела отскочить в сторону, мягко кувыркнувшись по земле, и тут же послала вдогонку вожаку кунари огненный шар, но тот живо извернулся и принял его на сердцевину лезвия своего топора. Огонь отскочил от сверкающего металла, а деревянная рукоять не передала рукам его раскалившегося жара, поэтому в следующую секунду коссит, перемещавшийся с невероятной для такого здоровяка быстротой, уже вновь заносил над девушкой своё оружие. На этот раз Хоук пустила ему под ноги ледяную стрелу, промахнулась (Аришок ловко подпрыгнул, избегая опасности), но смёрзшийся в ледышку пол под ногами кунари заставил его поскользнуться и на мгновение лишиться равновесия, потеряв замах оружия. Не теряя времени, магесса вновь метнула в противника сгустком пламени. Казалось, на этот раз Аришок точно не успел, но вслед за раздавшимся взрывом в рассеявшемся дыму наблюдатели вновь увидели огромного коссита — покрытого сажей, чуть дымящегося и ещё более разозлённого.
Дальше противники закружились, будто в карусели: кунари гонял Хоук по кругу, то и дело предпринимая стремительные атаки, а она лишь уворачивалась, перекатывалась, защищалась, по мере возможности осыпая врага заклинаниями.
 
Со стороны могло показаться, что всё вроде бы шло хорошо, но Андерс, с замиранием сердца следивший за схваткой, понимал: это не так. Интегра не атаковала. Она просто не успевала атаковать: все её заклинания были либо контратаками, либо защитой, и долго так продолжаться не могло. И словно в подтверждение его мыслей Хоук, чья ледяная стрела в очередной раз прошла над головой пригнувшегося великана, не успела вовремя парировать удар топора посохом, и чудовищное лезвие с влажным чавканьем чиркнуло по её плечу. Интегра зашипела, Андерс вскрикнул, толпа издала вздох ужаса. Роняя веер кровавых брызг, Хоук в очередной раз перекатилась по земле — на этот раз, скорее, от инерции удара, чем специально, и лишь вовремя брошенная руна паралича позволила ей избежать второй атаки. Но действие её, как уже успела убедиться магесса, было слишком непродолжительным для кунарийского великана, и времени у неё оставалось лишь на что-то одно: либо воспользоваться лечебным зельем, либо атаковать. И, несмотря на то, что левая рука, заливаемая текущей кровью, повисла бесполезной верёвкой и почти не двигалась, Интегра без колебаний выбрала второй вариант. Каменный кулак сбил Аришока с ног, протащив по полу ещё несколько футов, но последовавший за ним огненный шторм обрушился на пустое место: кунари вновь с невероятной скоростью сумел увернуться, и не успела Интегра опомниться, как на неё с новой силой обрушился удар огромного топора. Она парировала посохом, но раненая рука, окончательно отказавшаяся работать в таких нервных условиях, не выдержала усилий, и в следующее мгновение посох со звоном отлетел в сторону, а Хоук с искренним изумлением уставилась на острое навершие топора, откуда ни возьмись глубоко засевшее у неё под рёбрами. Ещё раньше, чем она поняла, что произошло, ещё раньше, чем вместе с осознанием пришла боль, резким движением Аришок вздёрнул её над землёй, заставляя остриё всё глубже вгрызаться в её тело.

Андерс закричал едва ли не громче неё, рванувшись вперёд, но не успел он сделать и шага, как острые стальные когти Фенриса впились ему в плечо, с силой разворачивая и ударяя о колонну.
— Не смей, маг! — зашипел эльф. — Это поединок! Едва только ты переступишь границу круга — они убьют тебя! Они убьют нас всех! — целитель хотел вырваться, но вдруг увидел глаза лириумного воина, полные боли, и до хруста стиснул зубы. — Она сможет. Я верю, она сможет, — едва слышно добавил Фенрис, но взгляд Андерса уже вновь обращён только на неё.
 
Она раскачивалась, как тряпичная кукла, силясь обхватить древко пронзившего её оружия здоровой рукой и выкашливая тёмные сгустки крови. Её кровь текла по рукояти оружия, её кровь стекала на пол.
— Настало время умирать, Бас’Сааребас, — проговорил Аришок, готовясь ударить её о землю, и тут…
Интегра засмеялась. Низко, хрипло и жутко. Её смех становился всё громче и безумнее — Аришок в изумлении вскинул брови, но слишком поздно понял, что происходит.
Кровь Хоук, стекающая по его оружию, касается рук коссита, и залу озаряет алая вспышка: чёрная вспенившаяся кровь будто взрывает кунари изнутри — словно от множества рубленых ран собственная кровь фонтанами вырывается из тела великана. Его страшный крик эхом отражается от потолка и стен, он бьётся в конвульсиях, не в силах ни упасть, ни выпустить оружие.
Интегра всё смеялась, правда, с каждой секундой её жуткий хохот становился всё тише, а целитель, смотревший на неё во все глаза, видел только чёрную кровь на её губах, которая могла означать только одно: она умирает. В ту же секунду, как Аришок рухнул на землю, выронив свой трофей, Андерс уже был рядом с ней.
Топор отлетел в сторону, открывая взору жуткую зияющую рану под её грудью. Голубое сияние мгновенно окутывает руки Андерса, и через несколько мгновений он понимает, что кровотечение не останавливается. Свечение зажигается и гаснет на его пальцах, но ничего не происходит. В смятении и отчаяньи целитель шепчет её имя, постепенно переходя на крик, но она уже не слышит его: её широко раскрытые глаза пусты. Хоук мертва.

Андерс просыпается от собственного крика, чувствуя, как безумно колотится сердце и липкий холодный пот стекает по лицу и спине. Интегры нет рядом, и это ещё на несколько страшных мгновений продлевает его кошмарную агонию, прежде чем проснувшийся разум напоминает: это был всего лишь сон.
Андерс поднялся с постели и прошёлся по комнате, в изнеможении прислонившись к холодному дверному косяку. Камин уже почти прогорел, и в комнате стало прохладно, но целитель чувствовал себя так, будто только что вынырнул из огненного озера.
Аришок был давно мёртв. Андерс успел исцелить Хоук: тогда она ещё и умудрялась в своей обычной манере язвительно поддевать его за дрожащие руки во время процесса, так что желание сгрести девушку в объятия и расцеловать яростно боролось с намереньем придушить её прямо на месте. Кунари давным-давно покинули Киркволл. Так почему же уже который раз целителя мучит этот кошмар?! Мало ему было кошмаров от скверны с приветом от Архидемона, так теперь ещё и это?
Понимая, что вряд ли уже заснёт, Андерс спустился в библиотеку и, в тысячу первый раз перечитывая сборник о лекарственных растениях, понемногу успокоился.

Хоук ушла в Костяную Яму ещё вчера днём, отчаянно кляня Хьюберта с его проклятыми шахтами, также всю его родню до десятого колена, а до кучи себя — за глупость связаться с этим мутным типом за процент заработка с шахт. Она не обещала вернуться скоро, поэтому Андерс не волновался и был благодарен ей, что не потащила его с собой: в последнее время у целителя и так было полно работы, и, засиживаясь в лечебнице почти до ночи, он буквально доползал да имения Хоук еле живым.
К тому же далеко не всё время целителя занимали больные — всё чаще в последнее время требовательно шевелился в нём Справедливость, обвиняя в лени, бездействии и чрезмерном увлечении Интегрой. На последний упрёк Андерс лишь смеялся, отмахиваясь от духа: ну как можно было говорить о «чрезмерности» о ней — единственном луче света во всём Киркволле для него? Но Справедливость был непреклонен, и Андерсу приходилось действовать. Часами он просиживал в библиотеке, сочиняя новые манифесты (которыми Хоук, к его вящему негодованию, периодически разжигала камин), читал многочисленные труды по сосуществованию магов с остальными людьми в других государствах. Правда, единственным положительным примером, где маги не были угнетены и даже напротив, сами находились у власти, был Тевинтер, но сама его «положительность» была под большим сомнением: магия крови, рабство и прочие безобразия рисовали в голове совсем не ту картину, которой он желал для киркволльских магов. И Андерс искал ответ, искал решение, с каждым днём замечая на рынке Нижнего города всё больше усмирённых и с каждым днём всё окончательнее понимая: нынешнее положение дел нуждается в радикальных мерах. И эти меры не заставят себя долго ждать, уж они-то со Справедливостью об этом позаботятся.

Интегра не поддерживала его. Да и наивно было надеяться, что она изменит свои взгляды просто из-за того, что они стали жить вместе. Андерс и не надеялся. Он просто радовался каждой минуте, проведённой рядом с ней. Несмотря на то, что она продолжала периодически называть его одержимым, несмотря на то, что так же, как и раньше, ехидно подтрунивала над ним, несмотря на то, что продолжала провокационно выводить его из себя и доводить до бешенства, когда он пытался донести до неё своё мнение о несправедливости Круга. Андерс и не хотел, чтобы она менялась: он полюбил её именно такой, и хотя они жили вместе совершенно открыто, их спутникам со стороны могло бы показаться, что в отношениях магессы и целителя вообще ничего и не изменилось. Но так бывало только днём, а теперь у них были ещё и ночи. Ночи, когда Хоук переставала быть Защитницей Киркволла, магом крови, циничной наёмницей, ехидной занозой в заднице каждого из членов их команды и становилась просто Интегрой. Его Интегрой — страстной, жаркой, нежной и агрессивной одновременно, требовательно забиравшей его целиком, но в ответ и отдававшей себя без остатка. Да, она осталась всё такой же, той, что будила в нём безумную страсть из переплетения любви с ненавистью, но теперь даже последний факт перестал быть препятствием, потому что теперь Андерс мог на полуслове прерывать очередной поток её язвительной критики, затыкая ей рот поцелуем, мог прижать её к стене, сводя с ума безумными ласками и заставляя забыть всё, что она вообще собиралась сказать. Интегра была совсем не против таких исходов и иногда, казалось, даже сама откровенно провоцировала их.
Просыпаясь по утрам в её объятиях, Андерс был по-настоящему счастлив так близко видеть её чёрные глаза-омуты, которые улыбались только ему. Впрочем, просыпаться от шаловливых прикосновений её языка было не менее приятно…
Андерс любил её так сильно, что иногда ему даже становилось страшно. Страшно, что он может потерять её, страшно оттого, что, сам того не желая, он может подставить её под удар храмовников. Страшно оттого, что в один прекрасный день он может перестать контролировать Справедливость. Страшно, что с каждым днём у них оставалось всё меньше времени.

Целитель встряхнул головой, обнаружив, что уже в шестой раз перечитывает одну и ту же страницу справочника, и отложил книгу в сторону.
Он часто говорил Хоук, что любит её. Она улыбалась — неизменно тепло и нежно, но… ещё ни разу не сказала ему тех же слов. Андерс и не ждал их: в конце концов, так много ли значат слова, когда её глаза и улыбка могут сказать гораздо больше? Но целитель покривил бы душой, если бы утверждал, что эти три слова совсем не имеют для него значения; однако спрашивать об этом Хоук он не хотел, то ли не желая связывать её лишними обязательствами, то ли… в самой глубине души опасаясь услышать отрицательный ответ. Он был счастлив, зачем было лезть в бутылку?..
К тому же в душе её всегда творилось гораздо большее, нежели она обычно показывала, привычно скрываясь за маской равнодушия, жёсткости, колкости и цинизма, которую все принимали за её истинное лицо. Андерс понял это в тот день — в тот страшный день, когда безумный некромант убил её мать.

«Прощай, мама. Передавай привет отцу и близнецам. Боюсь, я ещё нескоро буду с вами», — ни один мускул не дрогнул на лице Интегры, когда леди Лиандра с улыбкой на губах умерла на руках своей дочери. Хоук была так возмутительно спокойна, что присутствующие спутники и Андерс в их числе замерли в нерешительности: соболезновать ли? Утешать? Сочувствовать?.. Кто-то уже вызвал стражу, и стражники вовсю обыскивали подвал, проводя инвентаризацию магического скарба и многочисленных человеческих останков.
— Авелин, — Интегра подошла к капитану стражи, тронув её за плечо, — кому и сколько я должна заплатить, чтобы получить разрешение спалить этот подвал вместе с литейной, чтобы потом у меня не было проблем с наместником? — голос Хоук был до того ровным, что ни капитан, ни кто-либо из присутствующих не поняли, всерьёз ли она спрашивает.
Авелин пробормотала что-то о том, что ещё нужно провести расследование, что это место преступления и всё в этом духе, на что Интегра лишь понимающе кивнула, проговорив что-то вроде: «Ну ладно, тогда, может быть, позже».
А потом она исчезла. Андерс был готов поклясться, что лишь на пару минут отвлёкся на вопрос стражника, а, обернувшись, уже не увидел её.

Снедаемый тревогой целитель вернулся в особняк так скоро, как только мог, уже на подходе к дому услышав с верхних этажей страшный грохот и жуткий, отчаянный, похожий на звериный крик. Андерс стремительно вбежал внутрь, бросившись к лестнице и успев заметить на полу большое выжженное пятно с остатками того, что недавно было вазой с букетом белых лилий. Крик перешёл в полный боли вой, вновь громыхнуло что-то тяжёлое, но когда маг достиг комнаты Хоук, которая и была источником шума, всё внезапно стихло. Чуть ли не выбив на бегу дверь, Андерс тут же замер на пороге: дверной косяк был разбит в щепу, перевёрнутый стол сиротливыми кучками обломков был разбросан по двум углам, а Интегра сидела на кровати, тяжело дыша и невидящими глазами глядя на свои разбитые в кровь костяшки на обеих руках. Целитель осторожно присел рядом с ней, успев заметить в противоположной стене вмятину в кровавых подтёках, бережно взял её руки в свои, зажигая мягкое голубоватое свечение на пальцах, и тут же невольно поморщился от ткнувшейся в виски тупой боли: правая кисть оказалась сломана.
Андерс нежно целует её излеченные руки, больше всего сожалея о том, что не может с такой же лёгкостью исцелить её душу.
— Я с тобой, Интегра. Я всегда буду рядом и сделаю всё, что ты попросишь.
Хоук подняла на него глаза, будто только заметив его присутствие, и долго-долго смотрела на него и в то же время сквозь него пустыми глазами. На секунду целитель даже подумал, что она попросит его уйти, но вместо этого девушка внезапно уткнулась лбом в его плечо, так судорожно вздохнув, что Андерс, не удержавшись, крепко сжал её в объятиях. Да так и не отпускал до самого утра, когда Интегра наконец уснула в его руках. Но вертикальная морщинка над её переносицей так и не разгладилась, а в растрепавшихся медных волосах чуть выше правого виска снежной белизной искрилась поседевшая прядь…
 
И Андерс не спрашивал её о любви. Он просто был рядом с ней. Так долго, как это было бы возможно.

Хоук вернулась только под утро, когда Андерс с книгой вновь перебрался в спальню, потрёпанная, в чуть дымящейся одежде, покрытая сажей, кровью и злющая, как стадо генлоков.
— Кажется, ты говорил, что для каких-то из твоих зелий нужна кровь высшего дракона, — бросила она с порога вместо приветствия, на ходу снимая через голову запачканную мантию. — На, выжимай. Около литра точно будет.
Лицо целителя мигом поменялось с изумлённо вытянувшегося на обеспокоенное, когда он заметил на предплечье Интегры огромный ожог.
— Хоук! Я же давал тебе с собой целую обойму лечебных зелий! — невзирая на вялые протесты, маг усадил её на постель, прикасаясь к руке голубоватым свечением со своих пальцев.
— Пришлось отдать их все Фенрису. У него рука была сломана в трёх местах и как минимум половина рёбер тоже. А к тебе он идти отказался.
«И правильно сделал, — мрачно подумал целитель. — Потому что я бы ему и вторую половину рёбер переломал».
Андерсу не нравилось, когда Хоук проводила время с этим длинноухим. Однако, сказав ей об этом однажды, целитель был жестоко высмеян ею и больше подобных разговоров не заводил. Но всё же Андерс не забыл, какими были глаза воина, когда Интегра сражалась с Аришоком, он помнил, что после того, как он переехал к Хоук, Фенрис внезапно стал вдвое мрачнее и молчаливее обычного. Он не знал, связывало ли их что-то с Интегрой, и хотел спросить её об этом в тот вечер, когда впервые пришёл в её комнату. Но не спросил. А после той ночи это стало уже неважно.
— Эй, ты лечить меня собираешься? — Хоук нетерпеливо дёрнула рукой, и, опомнившись, Андерс закончил заклинание.

Через четверть часа отмывшаяся от копоти и крови Интегра без сил рухнула на кровать.
— Не сейчас, — сонно отмахнулась она от обнявшего было её целителя. — Я устала, как чёртов гном в каменоломне. Расскажу потом. Всё потом.
Андерс улыбнулся, погладил её по волосам и… коварно не дал ей уснуть, отпустив лишь когда они оба в изнеможении упали на кровать, с трудом восстанавливая дыхание.
— Андерс… — девушка потянулась к нему, касаясь губами его груди. В такие моменты она говорила лишь его имя, и для него это было самым лучшим словом на свете.
Уставшая Интегра с улыбкой на губах заснула почти мгновенно, а маг обнимал её, целовал её волосы, что-то шептал. С каждым днём у них оставалось всё меньше времени, так почему же было не использовать с толком каждое мгновение? А выспаться можно будет и после смерти.
Хоук ещё не знала, что время ведёт для них обратный отсчёт. Оно и к лучшему.