Ночью в Скайхолде тихо.
Тихо настолько, что хорошо слышно, как в Морозных горах играется ветер, колючий и холодный, непредсказуемый и своенравный; как он набрасывается на тонкие стяги и разбивается о серые стены. Порой становится страшно: а вдруг один раз они не выдержат, и крепость осыпется, словно песочный замок?
Эвелин спускается по каменным ступеням осторожно, шаг за шагом, заслоняя ладонью огонек свечи и слушая, как воют ветра.
Как волки.
Она проходит главный холл бесшумно, отвлекаясь лишь на причудливо пляшущие по стенам тени. Некоторые напоминают ей демонов, тех, что появляются из Брешей, гибких и когтистых, способных разорвать человека пополам. Другие, более плотные, складываются в фигуры и образы; обычно это драконы, драконов всегда легко представить именно так — раскинувшими рваные крылья, падающими с неба, охотящимися на свою добычу.
Искушение выжечь все тени магическим огнем на мгновение становится таким сильным, что Тревелиан приходится зажмуриться.
Но свеча остается свечой.
И лишь дойдя до второй половины холла, Эвелин словно теряет свою начальную решимость. Неуверенно переминается с ноги на ногу у знакомой двери перед тем, как осторожно, на грани звука, затаив дыхание, постучать — ни один спящий бы не услышал.
Солас открывает через три удара сердца, спокойный и учтивый, как всегда.
— Ma falon1. Что случилось?
— Прости, если разбудила, — Тревелиан неловко поводит плечами. — Не могу заснуть. И я подумала… Помнишь, ты однажды провел меня в Тень в Убежище, может…
Он кивает, легко отступает в сторону, освобождая проход, и, когда Эвелин заходит, беззвучно притворяет за ее спиной створку двери.
По фрескам тоже скользят тени, женщине отчего-то кажется, что здесь они чувствуют себя как дома; они изменчивы и мимолетны, но в них нет враждебности и угрозы. Здешний хозяин умеет говорить с тенями, слушать тени — и тени шепчут ему в ответ, рассказывая о древних временах и позабытых тайнах, о следах далекого прошлого, о единственно неизменной истине, что течет через все время и пространство.
Эвелин отчетливо кажется, что она здесь и сейчас нарушила какое-то почти таинство, и ей становится стыдно за собственную беспомощность.
— Я не хотела мешать тебе, — негромко говорит она, и Солас так же негромко отвечает:
— Ты не мешаешь, falon. Садись, поговори со мной.
Очень часто Тревелиан лишь молча поражается, откуда у него столько терпения на нее, ведь, в конце концов, ее вопросы и просьбы обычно не имеют ничего общего ни с победой над Корифеем, ни с масштабными целями Инквизиции. Но Эвелин отчаянно хочет учиться, яростно тянется знать больше — особенно сейчас, когда Тень сама раскрывает ей свои секреты, пусть неохотно и медленнее, чем она бы предпочла. А Солас по лишь одному ему ведомой прихоти готов ее учить.
Теперь, когда они взялись за техники магии Разлома, у нее лишь появилось чуть больше причин быть гостем в этой комнате.
— Садись, — мягче повторяет эльф, и Тревелиан, передернув плечами, все же послушно ставит плошку со свечой на стол и устраивается на циновке на полу. Жмурится, вдыхает сквозь зубы, чувствуя, как Солас садится рядом и осторожно-чутко касается прохладными пальцами ее висков. — Что тебя тревожит?
Она коротко фыркает.
— Не знаю. Если бы знала, разобралась бы. Сомнения, может? Страх? Не знаю, нет.
— Хорошо, — ровно, без малейшей ноты раздражения отзывается отступник, и Эвелин чувствует, как одна его рука чуть сильнее надавливает на ее плечо, понуждая лечь, а вторая прикрывает ей глаза, и наступившая было темнота разливается зеленоватым сиянием. — Тогда посмотрим ближе.
На самом деле Тревелиан до сих пор не разобралась в том, как у него это получается.
Она обучалась в Круге достаточно, чтобы знать о том, что осознанное погружение мага в Тень, пусть даже не физически, возможно лишь при участии лириума или магии крови. Существовали еще, конечно, названные сомниари, способные гулять по снам, но это были больше исключения, редчайший дар.
Солас вовсе, кажется, не использовал магию.
Тень слушалась его так легко, как будто он сам был ее частью. Как, например, Коул. И к сновидцам он себя не причислял также, и едва Эвелин пыталась расспрашивать его самого о сути и истоках его умений, с едва заметной улыбкой качал головой и менял тему. Вскоре она перестала заводить об этом разговор: в конце концов, как считала Инквизитор, каждый имеет право на секреты.
— Falon, — негромко зовет ее Солас, и Тревелиан открывает глаза.
И, вздрогнув, торопливо отшатывается обратно.
— Что еще за…
Небо — если в Тени вообще есть небо — низкое и лиловое, почти можно дотянуться рукой; оно разрывается всплесками молний, колючими смертоносными разрядами. Один срывается в землю, раскореженную и иссохшую, прямо рядом с ней, так близко, что даже перехватывает дыхание, а по нервам словно проходится сотня тонких иголок. Здесь свищет ветер, яростный и нетерпимый, наотмашь больно хлещет по лицу, и Эвелин, захлебнувшись, отступает еще дальше, инстинктивно цепляясь за плечо Соласа.
Тот прикрывает глаза ладонью, и ветер злобно рвет на нем рубашку, по-звериному, словно клыками, раздирает рукав, добираясь до незащищенной кожи.
— Солас?! — отчаянно кричит Тревелиан, и ее голос сейчас почти не различим среди треска молний. — Что происходит?!
Она читает слова по губам, потому что не услышит, даже если он будет кричать ей в ухо.
— Мы в твоем сне, — отвечает эльф. — Тень воссоздает то, что внутри тебя, то, что терзает тебя. Ты должна вернуть контроль.
Им приходится держаться друг за друга, чтобы устоять на месте.
Земля начинает трескаться под ногами и покрываться черными волдырями, из которых течет то ли сера, то ли гной. И откуда-то она знает, что совсем скоро это нечто доберется до них, и они увязнут, утонут в нем, как в болоте.
Больше всего на свете Эвелин сейчас хочется свернуться в клубок и закрыть лицо руками.
Страшно.
Андрасте, как страшно.
— Посмотри на меня! — тонкие пальцы сильнее стискивают ее плечи. — Эвелин. Посмотри на меня.
Усилием воли она вынуждает себя поднять голову. Дрожь не отпускает ее, дрожь чистого животного ужаса, но во взгляде Соласа нет сочувствия.
Лишь понимание.
— Держи контроль, — настойчиво повторяет отступник.
Тревелиан отчаянно мотает головой: как, как можно совладать со всем этим, безумным, страшным, яростным, которое выливается прямо из грудной клетки, прямо из глубины души — из той, самой темной глубины, куда она сама не осмеливалась смотреть, откуда родилась эта буря, эти молнии, эта гноящаяся земля?!
— Я не могу, — шепчет Эвелин. — Верни нас, Солас. Я не могу!
— Можешь, — уверенно-спокойно отвечает эльф.
Он не отводит взгляда, и его ладони все так же удерживают ее на месте, но Тревелиан, содрогнувшись, видит, как на его руках, на предплечьях уже проявляются кровавые разводы — бушующие ветер, вихрь, вьюга сдирают кожу прямо с живого тела.
Ему же должно быть безумно больно; как он вообще может терпеть?!
Эвелин стискивает кулаки.
К демонам все.
Контроль?
Ее ярость, новая, холодная, сдержанная ярость поднимается откуда-то из груди, заполняет гортань, вырывается то ли криком, то ли выплеском силы, концентрированного льда. Лед заливает вены вместо крови, лед нарастает вокруг непроницаемым щитом.
Тревелиан разворачивается навстречу буре резко, зло и уверенно, и из ее раскрытой ладони возникает прозрачный барьер, заслоняющий их от бессильно бьющегося о него ветра, от электрических разрядов, от страха неудачи.
А потом барьер разрастается шире.
Шире.
Пока не сметает все.
И наступает привычная почти-тишина Тени.
— Прости, — очень виновато произносит Эвелин; торопливо сплетает чары исцеления, хоть и знает, что здесь ей достаточно просто захотеть. — Прости, пожалуйста. Кажется, теперь я понимаю, почему твой народ не любит шемленов.
Раны затягиваются под ее касаниями.
Посмотреть в глаза сложнее всего, но она заставляет себя поднять голову. Солас смотрит на нее с легкой улыбкой и, кажется, не собирается осуждать.
— Tel'abelas2, falon. Я не жалею, и тебе не за что извиняться. Ты быстро учишься.
Тревелиан вздыхает.
— Когда-нибудь я обязательно выучу твой язык, — обещает она. Глотает чистый разреженный воздух, щурится в начинающее светлеть небо. — Тем более, раз уж мы с Тенью все-таки сумели прийти к обоюдному согласию, думаю, ты вполне мог бы познакомить меня с некоторыми из своих друзей-духов.
Кое-что она уже запомнила.
Например, что «falon» означает «друг» и что на ее памяти больше никто — по крайней мере, никто из известных ей живых, реальных людей и эльфов — пока что не удостоился подобного титула от Соласа.
Тревелиан собирается его оправдывать.
— Sa tu ma nehn3, — безмятежно отзывается отступник.
Эвелин, фыркнув, еще успевает подумать о том, что его полуиронии-полусарказма с излишком хватило бы на весь народ элвен.
И просыпается.
________________________
1. Ma falon — (эльф.) мой друг.
2. Tel'abelas — (эльф.) я не жалею.
3. Sa tu ma nehn — (эльф.) для меня это будет радостью.
Войти
