Залечи мои раны

Было в ней что-то такое… В ней чувствовалась сила, решимость стоять до конца. Было в ней что-то такое, что заставляло даже против воли чувствовать к ней уважение. Хотя полагалось презирать и ненавидеть.
— Садись, — она даже не подняла на Логейна головы, в тусклом свете догорающих свечей продолжая задумчиво склоняться над картами.
Мак Тир присел на один из стульев слева от неё, тяжёлым взглядом глядя куда-то сквозь стену.
Казалось, Тиэрна была так сосредоточена на своём занятии, что присутствие в комнате кого-то ещё было ей совершенно безразлично.
Логейн ещё успел мельком подивиться, почему же она здесь одна? Почему здесь нет её многочисленных разношёрстных спутников, почему не присутствует вездесущий Эамон, почему, в конце концов, в ночь перед решающей битвой ей не помогает даже проклятый Мэриков бастард?
Молчание затягивалось.
— Ты хотела меня видеть, — сумрачно проговорил Логейн после четверти часа тишины, напоминая о своём присутствии, потому что Тиэрна, казалось, напрочь забыла о нём.
— Да, — коротко отозвалась магесса.
И вновь замолчала.
Логейн смотрел, как она склоняется над картами, сосредоточенно водя по ним пальцами, и невольно усмехался: что может она, магесса, большую часть жизни проведшая запертой в башне, знать о тактике и стратегии ведения войны? Логейн смотрел, как пламенно-рыжие пряди волос то и дело лезут ей в глаза, но она словно не замечает этого, пребывая в глубокой задумчивости. Логейн смотрел на неё — ту, что теперь имела право отдавать ему приказы, хотя он был старше её более, чем вдвое, и, безусловно, раз в десять опытнее.
Логейн смотрел и думал о том, могло ли всё выйти как-то иначе.

Как ни странно, но за всей чередой мелькающих в памяти лиц он помнил её. Помнил ещё там, в Остагаре, когда один из его стражников внезапно сообщил ему, что кто-то из Серых Стражей просит его аудиенции.
— Приветствую тебя, Логейн Мак Тир, — склонилась она тогда в почтительном поклоне и подняла на него глаза, и вся досада на то, что его оторвали от дел и вытащили из шатра, отчего-то мгновенно улетучилась. — Я безмерно рада чести лично познакомиться с великим Героем реки Дейн.
Сколько ей? Двадцать? Двадцать три? Вряд ли больше. Рыжие волосы, будто языки пламени, расплёсканы по плечам, и то же самое пламя горит в глубине её больших тёмных глаз. Гладкая белая кожа без единой веснушки, улыбка на плавно очерченных губах… Красивая. Хотя Логейн давно уже разучился обращать внимание на подобные вещи.
И было в ней что-то такое… с самого начала было в ней что-то такое, что отличало её от других. Улыбается, глаза сияют, но взгляд совсем не такой, каким с раскрытыми ртами зелёные новобранцы обычно смотрят на легендарного Героя реки Дейн: взгляд её спокоен, сосредоточен, преисполнен почтения, но не страха и не преклонения, как будто бы они — тейрн Гварена и эта новобранка — равны. И лишь в глубине тёмных глаз, то и дело нарушая созданный образ спокойствия, мелькают отблески восхищения.
Да, было в ней что-то такое. Что-то, что было нужно разглядеть ещё тогда, а он не успел, не пожелал, да и просто было недосуг. И вот теперь они враги.
И навсегда останутся ими, несмотря на то, что волею судьбы стали вынужденными союзниками.
— Я же был на общем совете и уже высказал своё мнение, — недовольно выговорил Логейн. Эта игра в молчанку начинала уже порядком раздражать бывшего тейрна. — Что ещё ты хочешь от меня услышать?
Амелл наконец-таки оторвалась от своего занятия, взглянув Логейну в глаза.
— Ты здесь не за этим, — произнесла она. — Я знаю, что ты задумал. И — нет.
— О чём ты… — начал было Мак Тир, но Амелл предупредительно вскинула руку.
— Когда Риордан рассказывал о том, как убить Архидемона, ты молчал. Но я умею понимать не только слова, — едва поднявшись от карты, каким-то образом магесса успела очутиться прямо перед ним. Взгляд чёрных глаз источал смертельный холод. — Поэтому я повторюсь: нет, ты не нанесёшь последний удар.
Война изменила её.
Вместо девушки с сияющими глазами и восхищённой улыбкой, которую он встретил в Остагаре, перед ним сейчас стояла молодая женщина с упрямо поджатыми губами и блеском стали во взгляде.
Чем-то неуловимо похожая на него самого в молодости.
— Это не тебе решать, — буркнул Логейн, внутренне успев мимолётно подосадовать: и как этой девчонке удалось раскусить его замысел?
— Вот как? — хмыкнула магесса. — А я вот думаю, что именно мне. В этой битве я твой командир. И поэтому Архидемон мой.
— Не терпится сдохнуть — выбросься в окно, — раздражённо бросил Мак Тир. — Потому что смерти всё равно, как это произойдёт: героически и с помпой или же безвестным солдатом в канаве.
— Разве? — губы Амелл раздвинула усмешка. — Будь это так, разве ты сам искал бы этой самой героической смерти вместо того, чтобы отказаться от Посвящения и быть казнённым волей Собрания?
— Хочешь упрекнуть меня в чём-то, девчонка, после того, как сама не оставила мне выбора?! — ощерился Логейн. — Да, я хочу убить Архидемона, но героизм здесь ни при чём — это мой долг.
— Чушь, фактически ты всего лишь новобранец.
— Долг перед Ферелденом, глупая девчонка! — Логейн и сам не понял, почему повысил голос, и отчего-то почувствовал себя неловко, когда Тиэрна устало опустила плечи. — Я стратег, Страж, — продолжил он чуть спокойнее, — поэтому не вижу причин отказываться от хорошего плана только потому, что он повлечёт за собой мою кончину. И в связи с этим я не понимаю, разве не поэтому ты сохранила мне жизнь? Не затем, чтобы не отдавать свою собственную?
Тиэрна долго молчала, задумчиво глядя в одну точку, и лишь через минуту опустившейся вязкой тишины коротко произнесла:
— Нет, не поэтому. А потому, что она ценнее моей. Даже… — она внезапно запнулась, — даже для меня самой.
Логейн потрясённо замолчал.

Отчего-то вспомнилась та недавняя ночь, когда казавшаяся всесильной и неуловимой магесса отчего-то внезапно сдалась в плен его людям и добровольно позволила заточить себя в форт Драккон.
Он так до конца и не понял, зачем он лично отправился туда после её пленения.
Он был солдатом, а не палачом или дознавателем, поэтому объяснение, что он хочет допросить её, даже перед самим собой смотрелось неубедительно.
Логейн не боялся магов, лишь всегда относился осмотрительно, как к возможным сильным союзникам, роли которых он не забыл ни в одной из пережитых им битв, или же как к возможным опасным врагам. Или предателям, что тоже уже случалось за его долгую жизнь.
— Приветствую тебя, Логейн Мак Тир, — серьёзно, спокойно, почти как тогда в Остагаре, только теперь вместо почтения к голосу прибавился призвук горькой насмешки. — Прости, что не могу приветствовать тебя как подобает, — Амелл демонстративно громыхнула кандалами, удерживающими её руки прикованными к стене. Кандалами, которые, как знал Логейн, вытягивают из неё магию и не дают сотворить ни единого заклятья.
Кажется, её били: на скуле темнел обширный синяк, засохшая струйка крови спускалась по подбородку от разбитой губы, левая бровь была глубоко рассечена.
Зачем?.. По чьему приказу? Коутрен же докладывала, что Страж сдалась без боя, заявив, что не желает подкреплять необоснованную ложь и клевету ещё и бессмысленными убийствами…
Она была одна. Мэрикову бастарду хватило мозгов не соваться в поместье Хоу, а ещё кому-то из её спутников удалось улизнуть. Не иначе как по её же приказу.
Но даже сейчас, в местами рваной тюремной хламиде, которую ей выдали, отобрав все вещи, в синяках, ссадинах и кровоподтёках, она выглядела совершенно спокойной и преисполненной достоинства, а вовсе не сломленной, хотя ситуация располагала именно к этому.
Красивая. Красивая даже сейчас.
— Полагаю, у твоего прихода есть веская причина? — невозмутимо поинтересовалась она, пока Логейн замечал и отмечал для себя все последние факты. — Потому что местечко это далеко не из приятных, и прогуливаться здесь лишний раз — довольно сомнительное удовольствие. Так или иначе, я рада, что ты здесь, потому что очень надеялась, что мы сможем поговорить.
— Как давно? — коротко спросил Мак Тир то, зачем, собственно, он и пришёл. — Как давно Серые Стражи в сговоре с Орлеем? Об этом ты хочешь поговорить со мной?
— Тейрн, — магесса устало вздохнула, неловко пытаясь размять затёкшие плечи, — а веришь ли ты сам в эту ложь?
— Я слышал много лжи. В том числе и от Стражей. И от покрывающего их заговор бывшего Первого чародея Круга. Орлейца, — Логейн почти выплюнул это слово, но на магессу, похоже, это не произвело ни малейшего впечатления. — Поэтому врать и изворачиваться бессмысленно.
— Надвигается Мор, тейрн. То, что в этом я тебя не обманываю, ты можешь узнать почти у любого беженца за пределами Денерима. Пусть тебе и трудно в это поверить, но мы на одной стороне. Я собрала армии, я заручилась поддержкой Орзаммара, долийских кланов, моих собратьев из Башни Круга, рыцарей Редклифа и даже храмовников — мы готовы дать бой, Логейн, мы готовы дать отпор Мору, — голос мягкий, но в то же время звенит, будто сталь.
В ней есть невероятная твёрдость. В ней есть невероятная сила.
— А поведёт эту армию, как я полагаю, Мэриков ублюдок? — мрачно хмыкнул Логейн, собираясь тут же высказать своё нелицеприятное мнение об этом наспех взращённом «герое», но неожиданный ответ заставил его осечься на полуслове.
— Я бы предпочла, чтобы это был ты.
Наверное, уместно было бы расхохотаться ей в лицо, но отчего-то было совсем не смешно.
— Мы враги, — коротко произнёс Мак Тир после непродолжительного молчания.
— А разве это что-то меняет, когда страну вот-вот поглотит тьма? — пожала плечами магесса и тут же скривилась от боли в затёкших мышцах.
Свет факела скользил по её худой фигуре, по осунувшемуся лицу, резкими тенями метя тёмные круги под глазами, и отражался в глубине её чёрных глаз — не по возрасту взрослых и печальных, но в то же время полных несломленной гордости.
Да, Логейн давно уже научился различать в людях гордыню и гордость. Первым в избытке мог похвастаться покойный Кайлан. А вот второе он сейчас видел в глазах этой невероятно сильной женщины и невольно проникался к ней уважением.
Мак Тир тут же встряхнул головой, отгоняя секундное наваждение.
Наверное, она должна была ненавидеть его как врага, как предателя, как человека, оклеветавшего её и объявившего на неё охоту.
Но отчего-то в её глазах совершенно не было ненависти.
И это… пугало.
— Завтра утром тебя казнят как предательницу, — проговорил Логейн, и после затянувшегося молчания собственный голос показался ему вороньим карканьем.
Это было неправильно, она была достойным врагом, она не должна была умереть вот так… Но ничего изменить было уже нельзя.
Он развернулся к двери, собираясь уйти. Разговор был окончен, да и что он вообще хотел от этой девчонки? Что ожидал услышать, спустившись сюда?
— Завтра утром меня здесь уже не будет, тейрн, — улыбнулась Тиэрна так просто, будто говорила о чём-то само собой разумеющемся. — Мне жаль, если я не смогла убедить тебя, но я искренне надеюсь, что когда встретимся снова, мы будем держать своё оружие против общего врага, а не друг против друга. Доброй ночи, Логейн.
— Глупая девчонка, — пробормотал Мак Тир, уже покинув её камеру. — Глупая, самонадеянная… Но… мне жаль, что всё вышло именно так…
Железная дверь с лязгом захлопнулась за спиной полководца.
А утром ему сообщили, что пленная магесса бесследно исчезла из форта.
И, распекая стражников за халатность, отчего-то вместо досады и злости Логейн чувствовал облегчение.

— Твой долг перед Ферелденом — жить, Герой реки Дейн, — продолжала тем временем она, присаживаясь на краешек стула напротив него. — Одно доброе дело не смоет прошлых грехов, но и одна ошибка не перечеркнёт всего хорошего, что ей предшествовало. Ты же и сам прекрасно понимаешь, что жизнь одного человека ничего не значит, когда на кону стоит будущее страны. И ты нужен Ферелдену больше, чем я. Ты — герой. А герои бывшими не бывают.
— Это не тебе решать, — упрямо повторил Мак Тир. — Тем более что я больше не герой, я — чудовище. Потому что не сожалею ни об одном из своих поступков.
Но девушка, похоже, даже не услышала его.
— А знаешь, Логейн, — неожиданно проговорила она, беззвучно барабаня пальцами по крышке стола, — тот маг-отступник, которого ты нанял отравить Эамона, был моим другом. Судьба, знаешь ли, забавная штука. Раз за разом она заставляет меня идти против тех, с кем я предпочла бы стоять плечом к плечу, против тех, кто… Впрочем, неважно.
— Я не желал ему смерти, — неожиданно для себя самого признался Логэйн. — Я лишь хотел, чтобы он как можно дольше был неспособен вмешаться в происходящее. В Редклифе постоянно находился мой шпион, который дал бы эрлу противоядие в том случае, если бы ему стало хуже.
Наверное, в этот момент Мак Тир ждал от неё скептической усмешки и обвинения во лжи. Но вечер удивления, видимо, ещё только начинался.
— Я знаю, — коротко ответила она. — Я видела этого «шпиона» и даже беседовала. От всех происходящих там событий у этого бедного эльфа и так все поджилки тряслись, поэтому хватило лишь маленького огненного пульсара, подсунутого ему под нос, чтобы он разлился соловьём о том, кто и зачем его нанял. Даже письмо с инструкциями отдал.
— И ты не показала его Собранию? — Логейн изумлённо вскинул брови. — Не добавила один из самых весомых аргументов к своим обвинениям?
— И я не показала его Собранию, — Тиэрна согласно кивнула.
Логейн задумался. Надолго. Наверное, Амелл даже могла слышать, как ворочались мысли в его голове.

— Пускай Создатель рассудит, за кем правда! Пускай стороны сойдутся в поединке!
Клич пролетел над залом Собрания, заставив всех мигом притихнуть.
— И кто выйдет против меня? — сумрачно хмыкнул Мак-Тир. — Щенок-бастард? Или выберешь себе защитника покрепче?
— Я сама буду драться с тобой, — спокойно проговорила Тиэрна, под изумлённые возгласы и раскрытые рты собравшихся делая шаг вперёд. — Моя жизнь на кону рядом с твоей, Логейн. И если я поступаю неверно, если я в чём-то ошибаюсь — забери её.
От холодного бесстрастия её голоса становилось зябко, спокойная расслабленная поза была позой замершей перед броском змеи, и лишь в глазах едва заметно плескалось нечто похожее на тревогу.
— Да будет так, Страж. Люди пойдут либо за тобой, либо за мной, иного не будет, — Логейн обнажил меч и отступил на два шага назад, прокручивая его в руке.
Биться насмерть.
Это слово стучало в висках Мак Тира, когда уже на второй минуте боя в его руку вонзилась молния, оставляя ожог, сводя мускулы судорогой и заставляя перекинуть меч в левую руку. Когда на третьей минуте остриё его меча задело плечо девушки, оставляя на нём длинный кровавый росчерк.
Биться насмерть.
Кровь быстро пропитывала тонкую ткань мантии, капая на пол у её ног. А она всё так же спокойна и ни один мускул не дрогнул на её лице. Она атакует, уворачивается, парирует его удары посохом, вновь атакует, и Логейн внезапно понимает, что она не блефовала — она готова идти до конца, она готова умереть за свою правоту — здесь и сейчас.
Биться насмерть.
Вместе с кровью она стремительно теряет силы, её атаки становятся всё реже, всё слабее. Да и на что вообще рассчитывала эта самонадеянная девчонка, бездоспешной выходя против закованного в броню воина?
Логейн готов нанести последний удар, но едва он успевает занести меч, как будто исполинская рука сжимает его в кулак, обездвиживая, сдавливая и заставляя угрожающе хрустеть кости. И он понимает — это конец.
Тиэрна стоит перед ним, тяжело дыша, одной рукой опираясь на посох, а другую вытянув ему навстречу и ею удерживая заклинание — ей хватит лишь одного движения, чтобы сомкнуть контуры ловушки, в одночасье переламывая противнику все кости, но она не делает этого.
Сквозь сияние своей призрачной ловушки Логейн видит, что она смотрит на него, смотрит ему в глаза, и во взгляде её нет ни торжества, ни ненависти, ни жажды мести. И отчего-то именно это, а вовсе не сжимающее его тело убийственное заклинание, заставляет Логейна произнести:
— Ты победила, Страж.
Заклинание мгновенно развеялось голубоватым свечением, отпуская своего пленника.
— Я принимаю твою капитуляцию, — тут же отозвалась магесса, и на какое-то мгновение на губах её полководцу почудилась счастливая улыбка.
Нет, наверное, только лишь почудилась.
И, словно прорвавшаяся плотина, в то же мгновение зал разразился бурными возгласами.
А когда всё наконец закончилось, когда королевский ублюдок перестал плеваться огнём из-за того, что Страж сохранила ему, Логейну, жизнь, отказавшись предавать его казни, когда зал затих и банны начали расходиться, а сам Мак Тир уже отстранённо прикидывал, надолго ли хватит ему милости судьбы и каков шанс умереть во время навязанного ему Посвящения, временами морщась от боли в опалённой молнией руке, Тиэрна внезапно подошла к нему и словно между прочим коснулась его руки, зажигая на пальцах голубоватое свечение. Боль тут же отпустила, а магесса лишь улыбнулась на недоумённый взгляд теперь уже бывшего тейрна.
— Уж извини, я не умею так же, — в ответ скривился он в мрачной ухмылке, кивая на её рану.
Но она лишь пожала плечами.
— Ничего. Это на память.
Отчего-то безумно захотелось коснуться её, как верующие в церкви касаются статуи Андрасте.
— А ты сильнее, чем я думал, — вместо этого и неожиданно для самого себя произносит Логейн, заставляя уже собиравшуюся уйти девушку остановиться и вновь повернуться к нему. — Я думал, что ты кто-то вроде Кайлана — самонадеянная мечтательница, заигравшаяся в войну. Но я ошибался, в тебе есть сила. Настоящая сила, какой я не встречал в людях, наверное, со смерти Мэрика. Я ошибался. Но, похоже, судьба вдруг решила дать мне шанс осознать и исправить свои ошибки.
Бледная от потери крови Тиэрна просто улыбается ему в ответ, не говоря ни слова.
А Логейн словно наяву слышит, как в эту секунду с хрустом ломается его мировоззрение.

— Я знаю, тебя, Логэйн, — задумчиво продолжала она. — Знаю тебя из книг и историй, знаю тебя из баллад и песен. Знаю тебя из той войны, что мы вели друг против друга, знаю того человека, который был в моей камере форта Драккон — чтобы убедиться, что не совершает ошибки, знаю того человека, который вышел со мной на поединок. Не все это понимают, но… ты всё тот же. Ты кто угодно, но только не злодей. Никто ещё не сделал для страны столько, сколько сделал ты. Страны, где каждый второй обязан тебе тем, что родился свободным.
— Ты ничего не знаешь обо мне, Страж, — Мак Тир лишь покачал головой. — Ты не говоришь этого вслух, но этого и не требуется: теперь для всех я лишь предатель. Этого не изменить. И это было моим собственным решением.
— А моё решение — сохранить твою жизнь, — голос Стража ещё спокоен, но Логейн будто кожей чувствует, как всё в ней словно бы натянулась, точно тетива арбалета.
— Зачем? Зачем тебе моя жизнь? Для чего ты хочешь сохранить её? Чтобы я прожил её остаток в позоре, с клеймом предателя?! Да, я совершил много ошибок, но почему ты хочешь отказать мне в праве искупить их? Это моё собственное решение, и я в своём праве на него!
— А это — мой приказ!
Доселе спокойная и задумчивая Тиэрна внезапно срывается с места, неожиданно и резко сгребая Логейна за шиворот и нависая над ним.
— И я чётко и ясно сказала: нет! Я не Алистер, я никогда не собиралась поддерживать его по-детски наивное желание отомстить, поэтому если ты пришёл сюда за ненавистью, то ты пришёл не по адресу! Я запрещаю тебе приносить себя в жертву, Логейн Мак Тир!
— Тогда, может, мне пристукнуть тебя прямо сейчас, раз тебе самой так не терпится принести в жертву себя?! — лишь на мгновение обескураженный её внезапной вспышкой гнева Логейн тоже вскочил с места и с силой перехватил запястье её руки, всё ещё сжимающей ворот его рубашки. Теперь уже он смотрел на неё сверху вниз, будучи выше её более, чем на голову. — Я отдал тебе право решать свою судьбу и право на свою жизнь, но никто не отнимет у меня права на мою смерть! Я так решил!
В приступе гнева он внезапно в смятении понимает, что склонился почти к самому её лицу и кричит ей прямо в губы.
Холодную ярость в одночасье сменяет нахлынувший жар, а округлившиеся от изумления тёмные глаза Тиэрны оказываются так близко, что Логейн может видеть в них своё отражение.
Он и сам не понял, что за сила толкнула его в этот момент, потому что в следующее мгновение он рванулся к ней, сгрёб в объятия и впился в её губы — сильно, жадно, жёстко, грубо.
Что это было — мгновенная слабость, минутное помутнение рассудка? Логейн не знал.
Он опомнился лишь через несколько мгновений, со всё нарастающим смятением понимая, что Тиэрна не только не пытается оттолкнуть его, но и с готовностью отвечает на поцелуй, обвившись руками вокруг его шеи, так же жарко, столь же отчаянно…
Сердце билось непривычно и постыдно громко.
Секунды тяжёлого дыхания, прикосновений мягких горячих губ и обжигающего жара чужих объятий, казалось, растянулись на долгие часы, прежде чем один на двоих глоток воздуха всё же закончился, вынуждая губы разъединиться.
Логейн не двигался с места, опустив голову и не разжимая рук, потому что отстраниться значило бы встретиться с Амелл глазами.
А думать о том, что он может увидеть в её взгляде, совершенно не хотелось.
Равно как и наоборот.
— Я же сказала, — выдохнула ему в шею Тиэрна, первой нарушив тишину, но точно также не поднимая глаз, — за ненавистью — это не ко мне. Мой приказ остаётся прежним.
— Моё решение тоже.
Магесса опустила руки, давая Логейну возможность отстраниться, но вместо этого он лишь продолжал стоять рядом с ней, не касаясь и упорно глядя в пол.
— Ты лучше меня, — с тяжёлым вздохом проговорил он, неожиданно осознавая, что всё, что он говорил до этого, было лишь одной из причин.
А другой было то, что жизнь врага, этой удивительной женщины, внезапно оказавшейся ближе и дороже любого из союзников, была ему гораздо менее безразлична, чем он мог бы подумать.
И ещё понимая, что в тот самый момент, когда он касался её горячих губ своими, умирать самому, пусть даже и героически, почему-то тоже совершенно расхотелось.
Потому что, несмотря на все беды, на Мор, на гражданскую войну, на всеобщую ненависть, он уже чертовски давно не чувствовал себя таким живым, как сейчас. Наверное, с самой смерти Мэрика.
Хотя нет, зачем кривить душой — со смерти Роуэн.
«Впрочем, — горько усмехнулся он своим мыслям, — это ненадолго. Аккурат до завтрашней битвы».
Они разошлись, не сказав друг другу больше ни слова.
А утром начался бой.
Это было так странно — сражаться вместе. Временами замечать, как пущенные врагом стрелы разбиваются о поставленный ею магический щит, как взмахнувший огромным топором гарлок внезапно замирает на месте парализованным. Это было так странно — заслонять её, творящую заклинания, своим щитом от атак всей этой орды. Это было так странно — сражаться вместе и видеть тянущуюся через её плечо алую полоску наспех залеченной раны, ещё совсем недавно оставленной его собственным мечом.
Это было так странно. И так прекрасно.
Что плохого в том, чтобы немного побыть живым напоследок?..
Битва с Архидемоном была долгой и тяжёлой: истыканная стрелами, копьями и мечами, осаженная заклинаниями и обстрелянная из баллист проклятая тварь всё никак не желала издыхать.
Но, похоже, судьба решила благоволить Мак Тиру до конца, когда в решающий момент он оказался с тяжело раненым драконом один на один.
Он знал, что он должен сделать, и рукоять меча начинала жечь руку, шаг за шагом подгоняя его вперёд до тех пор, пока он не перешёл на бег. Где-то неподалёку, за шумом боя он вроде бы расслышал отчаянный крик — своё собственное имя. Но оборачиваться было уже некогда. Да и незачем.
Из воспоминаний осталась лишь вздрогнувшая под мечом тварь и ослепительная вспышка, затопившая всё вокруг нестерпимо ярким светом.
Он сделал так, как должно.
 
Он очнулся и увидел перед глазами небо. Такое ясное и голубое, что он мог бы принять его за царство Создателя. Хотя в царстве Создателя вряд ли кто-то стал бы так отчаянно ругаться прямо у него над ухом.
Логейн скосил глаза, тут же обнаружив себя лежащим головой на коленях у Тиэрны. Это она отчаянно отчитывала какого-то солдата, от пережитого потрясения не способного сообразить, что она требует от него принести её сумку с зельями, сброшенную у ворот.
Когда солдат наконец-таки убегает, на руках её тут же зажигается голубоватое свечение, и она с величайшей осторожностью прикладывает ладони к груди Логейна.
— Я жив, — еле слышно произносит он, почти сам не слыша звука своего голоса. — И ты тоже.
— Неужели ты думал, что я настолько наивна, чтобы не подстраховаться? — усмехается она, ворожа над его сломанными рёбрами и украдкой незаметно смахивая непрошеные слёзы. — Когда-нибудь я обязательно расскажу тебе, как именно мне это удалось и при чём здесь одна небезызвестная ведьма из Диких земель. Когда-нибудь.
Хочется смеяться. Хочется хохотать, как сумасшедший: то ли оттого, что всё наконец закончилось, то ли от чего-то ещё. Но в горле совсем пересохло, поэтому вместо смеха из груди вырывается лишь глухой кашель. Но это уже неважно.
— А ведь я ещё могу взыскать с тебя за нарушение моего приказа! — строго пригрозит Амелл и замолчит на полуслове, когда он неожиданно перехватит её руку и крепко стиснет её, прижимая к собственной груди. Тут же он зашипит от боли в отозвавшихся судорогой мышцах. Но всё равно не отпустит.
— Упрямец, — покачает головой она, старательно, но безуспешно пытаясь спрятать так и просящуюся на губы улыбку.
— Девчонка, — проворчит он, против воли улыбаясь ей в ответ.

В очистившемся от скверны небе Ферелдена ярко сияло солнце.
Пожалуй, умирать было и впрямь ещё рановато. Жизнь только начиналась.