Он бежит...

Только что все внимание было сосредоточено на безвольной кукле, бывшей когда-то живой, многими живыми женщинами, и вот взоры обращаются к человеку, что бежал, умирая и надеясь, и все равно опоздал. К человеку, который был сыном одной из тех живых, той, что еще теплится в теле мертвой куклы. Его трагедия непостижима, ее невозможно охватить разумом. Как поступит он в своей безысходной боли? И он делает то, чего каждый в тайне со страхом ожидает. Непонятно когда выхваченный нож насквозь протыкает ладонь, выпуская могучую силу вместе с реками крови. Воздух густеет и давит на плечи, становится вновь тяжело дышать. 

...«Я слышу. Судорожный вздох рыжей женщины. Презрительное шипение седого эльфа. Безнадежную молитву голубоглазого как небо человека. Слышу ровный стук сердца своего врага: его не пугает моя сила. Я только не слышу еще чего-то. Важного. Нужного. Чего-то до безумия необходимого. Неважно. Важно! Какая-то нота этой симфонии пропала. Дыхание? Чье? Биение пульса? У кого? Голос? 

Да! Кто-то должен умереть»...

Кровь, много крови — гораздо больше, чем может быть в одном человеке — тонкими струйками вихрится вокруг ножа, обволакивая руку, торс, все тело. Мужчина стоит в эпицентре кровавого урагана, расплескивая вокруг драгоценную влагу. Алая жидкость давит на всех, чувствительных к магии: эльф всверкивает лириумными татуировками, кукла, оживленная заклятием, мелко дрожит, и пожилой мужчина, он знает. Он такой же. Его кровь не плещет так щедро, не бурлит в восторге освобождения, она сочится, выверенными капля за каплей. Столько, сколько нужно, и ни каплей больше. 

Все пространство помещения, кажется, собирается вокруг них двоих. Оно искривляется, закручивая место и время, смещая центры и увлекая в этот смертельный водоворот. Густеющие просторы сворачиваются послушными котятами у ног двух мужчин — молодого и старого, — не оставляя спутникам первого ни толики свободы, вырывая их из привычного мира длины, ширины, высоты и времени в нечто неосязаемо безмерное, тоскливо пустое, но сковывающее волю, разум и чувства. Густой кисель из страха, паники, ужаса, одиночества, безнадежности, тусклого беспросветного ничто давит всякое желание, любой порыв, взамен предлагая бесконечность небытия. Но они не сдаются, призывая себе в помощь силу своей души: долг — для женщины, ненависть — для эльфа, веру — для служителя Церкви.

...«Демоны! Он призывает демонов. Я тоже?... 

Нет, не нужно, я справлюсь сам. Он умрет! Умрет от моей руки. За то, что...»...

Поединок двух магов крови был стремителен и невидим посторонним. Пока спутники молодого мужчины истребляли демонов, настоящая борьба шла в умах противников. Несмотря на кровавые вихри вокруг тел, только разумы шли в расчет. Врываясь, сминая заслоны: чужая воля кричала в сознании, призывая сломаться, поддаться, погибнуть. И не было музыки прекраснее этого крика, крика, бывшего величайшим откровением и самой сладостной из любой возможной лжи. 

Два сознания, одно — уверенность в своих силах и многолетний опыт душегуба, другое — ярость, ненависть и желание мстить. И за каждым — сущность, дарующая запретные знания, но берущая немалую цену за свой дар. 

Руки сами выплетают паутину заклятий, губы сами вышептывают слова заклинаний, раз за разом посылая во врага обезумевающие проклятья и смертельные чары. И только глаза, глаза неподвижны, выражая все напряжение воли, булавочным острием вонзающееся в мозг соперника, прожигающее брешь в его обороне, взламывающее защитные барьеры и сокрушая стены чужого сопротивления.

Когда пожилой мужчина понимает, что его разум прогибается под натиском более сильного врага, он прибегает к последнему аргументу.

...«Да! Ты побежден. Умри! Что происходит? 

Все, сражающиеся в этот момент, почувствовали неладное: изменение в структуре реальности хлопает по ушам, заставляя сердца пропустить один удар. Обернувшись, воины и лучник видят, как прорывается в мир Тень, нещадно раздирая его на клочки и фрагменты, скомкивая материю и вгрызаясь в пространство. Мутно-синие отблески жгут глаза присутствующих, подминая под себя тело убийцы и выдавливая из него жизнь, в обмен заполняя образующуюся пустоту сомнительной силой не-жизни и пустого существования. Врывающийся в реальность демон приветствует ее торжествующим рыком...

...Когда все было кончено, и тело смертного, захваченное обитателем Тени, изломанное и искореженное, оседает на грязный пол катакомб, молодой мужчина хватается за голову и с утробным воем, рвущимся из самых глубин его существа, валится на колени.

...«Нет! Нет! Мама. 

Нет! Я не твой. Прочь! Мама!»...

Мужчина, тряся головой и завывая, ползет к мозаичному телу куклы. Его колотит, нож, еще недавно воткнутый в ладонь, со стуком падает на пол, невероятно громко дребезжа в оглушительной тишине, наступившей после боя.

— Каким сильным стал мой мальчик, — сухими мертвыми губами шелестит кукла, заставляя вздрогнуть живых. Мужчина укачивает на руках тело, никогда не принадлежавшее его матери. В его голове продолжается бой.

Ему остается только смириться. Он сам впустил его в себя, торя дорожку, распахивая дверь... Теперь каждая эмоция, каждое сомнение, каждый вздох будут окрашены присутствием демона. Существо терпеливо, и что ему все время мира, если для него не существует жизни, которую стоило бы беречь от разрушительного воздействия минут, часов, дней и лет. Мужчине предстоит бороться за свою суть каждое мгновение жизни в будущем, каждый шаг делая с оглядкой. Он силен, могуч и своенравен, не в его принципах поддаваться кому бы то ни было. Это будет противостояние воль — не столь быстротечное, как с убийцей его матери, но не менее смертоносное и гибельное. А пока... 

Он бежит. Из Нижнего города в Верхний. Бежит, спеша донести горестную новость своим родным. Спеша остаться наедине с собой и своей печалью, что рвется наружу бранными словами. Бежит, потому что не может стоять на месте: горе и демон ищут выход.