Кое-что о пирожках

Готовить Стражи не то чтобы не умели. Не любили. Конечно, когда есть возможность в пригожий ясный день разбить большой лагерь, нарубить дров, тогда можно и покашеварить. А во время марша как быть? Или в дождь? Вот и питался боевой отряд по придорожным корчмам или по деревням, где за пару монет или склянку целебной мази щедрые хозяева могли налить по миске супа. И завернуть в дорогу с собой свежего хлеба да зажаренного курёнка.
Конечно, это в итоге обходилось дороже. Но «не дороже денег», как любила говорить Лелиана. А пока хозяева накрывали на стол, можно было отдохнуть да обсохнуть. Даже вздремнуть немного, прикорнув в уголочке. Всяко лучше, чем торчать под ливнем у костра в позе задумавшегося крикуна.
 
За последние несколько месяцев их разношёрстную компанию уже начали узнавать в деревнях. Пусть это и не особо влияло на качество кормёжки или цену — еда всё равно была из общего с хозяевами котла, но зато без разговоров могли выдать плед, что было очень кстати в промозглую погоду, и пустить ночевать на сеновал. Что было кстати всегда.
 
В доме, куда Стражи напросились на ночлег, вкусно пахло сушёными травами и квашнёй.
— Скажи мне вот что… — по обыкновению начал Алистер, дожидаясь, пока принесут добавку, но Амелл сделала страшное лицо и прижала палец к губам.
— Ш-ш-ш!
Девушка кивнула в сторону задремавшего кунари и шепнула укоризненно:
— Что ж ты так громко?
Алистер вынужден был придвинуться поближе к ней и говорить шёпотом на ушко. И где-то к концу второй фразы он понял, что напрочь забыл, что именно собирался обсудить. Потому что шептаться оказалось неожиданно приятным занятием. Само по себе.


Осень ещё не вступила в полную силу, но ночи уже были стылыми. Моровой свернулся калачиком в ногах и тихо потявкивал во сне, кунари стоял на посту у дверей сеновала, куда их любезно пустили переночевать хуторяне.
Алистер, как назло, мучился от бессонницы, ворочался с боку на бок. Сено пахло отголосками лета, пряным тимьяном и донником, покалывало сквозь расстеленный плащ и щекотало шею.
— Чем ты хочешь заняться после того, как всё закончится, а, Амелл? — спросил он просто так. Услышал, что волшебница не спит, так почему бы не поговорить?
Сено слегка зашуршало — наверное, волшебница пожала плечами. А может, попыталась устроиться поудобнее.
— Не знаю, — послышался сонный голос. — До этого надо дожить.
— Ну, а вообще? Может, попутешествовать? — не унимался парень. — Ты же всю жизнь в Круге провела, даже не была нигде.
— С чего ты это взял? — в голосе волшебницы отчётливо прозвучало удивление. — Я вообще не ферелденка. Мои родители из Вольной Марки, я даже что-то помню.
— А я никогда не покидал Ферелден.

Через пару минут раздался тихий голос Амелл:
— Ты спишь?
— Нет.
Алистер почувствовал укол совести. Вот, разбудил человека…
— А я в самом деле хотела бы попутешествовать, если разрешат, конечно. Марку посмотрела бы, родителей нашла. Если они про меня ещё помнят. И Неварру, Тевинтер, что там ещё интересного? На Антиву бы взглянула. А потом было бы здорово осесть где-нибудь у Недремлющего моря. Тихо и не слишком далеко от цивилизации.
— Правда? Стала бы фермершей? Устраивала магические дожди над полями, разгоняла бы тучи и продавала летом лёд для ледников?
— Издеваешься? — тихо засмеялась Амелл, приподнимаясь на локте и проваливаясь в сено. — Нет, конечно. Поставила бы оранжерею для редких растений, заказывала бы книги. Я люблю алхимию и зельеварение, если честно. Может, рукоделием занялась бы. Несколько лет мечтаю вышить своими руками красивый гобелен.
— Серьёзно? — удивился Алистер.
— Почему нет? Путешествовать когда-нибудь надоест. А ты? Чего ты хочешь?
— Я бы в Остагар сходил. Надо бы похоронить Дункана. И в Хайевер съездить, он оттуда родом…
— Из Хайевера? Я думала, он из Орлея или Ривейна. Такой смуглый.
— Не совсем так, — Алистер откинулся на спину, обвёл взглядом еле различимые балки под крышей. — Его мать была из Андерфелса. А отец — тевинтерец. Мебельщик. В Орлей Дункан ушёл, когда родители погибли, — Алистер хотел добавить ещё что-то, но голос задрожал — из-за предательского кома в горле. «Вот так всегда. Начал за здравие, кончил за упокой», — расстроенно подумал Алистер и вздохнул. Снова зашуршало сено, и храмовник вздрогнул от неожиданности — его ладони коснулись тёплые пальцы волшебницы. Амелл участливо сжала его руку, шепнула:
— Остановим Мор — съездим туда вместе, если захочешь. Дункан был хорошим человеком, я тоже жалею, что так вышло… Не расклеивайся, хорошо?
Парень несколько раз медленно вздохнул и выдохнул, чтобы не расклеиться именно из-за этих слов. Она бы ещё сказала: «Не плачь, малыш», словно неразумному ребёнку.
Пальцы Амелл вскоре расслабились: девушка заснула. А Алистер так и лежал, уставившись в потолок. Сна ни в одном глазу, и все мысли только о… Да не было никаких мыслей. Просто держал до утра спящую волшебницу за руку, и это было как-то необычно, но в то же время довольно приятно.


Ферелден только поначалу кажется большим. И, наверное, только тем, кто раньше никогда не путешествовал. Стоило раза три пройтись от Орзаммарского перевала до леса Брессилиан и запомнить в лицо всех держателей придорожных харчевен, как страна стала восприниматься как что-то родное и знакомое, как собственные пять пальцев.
Поэтому Стражам было особенно больно видеть неотвратимые следы Мора.

— Лотеринг пал первым, скоро падёт Южный предел, потом Мор поглотит Пик Драккона, а оттуда рукой подать до Денерима, — задумчиво произнесла Амелл.
Стражи стояли на каменных плитах Имперского тракта, с горечью глядя на руины богатой когда-то деревни, которой так и не суждено было стать вольным городом. Памятное место. Здесь они держали первый совет. У западных ворот встретили своих первых попутчиков. Там, за мельничным холмом, визжащая от паники Амелл сперва убегала от гигантских пещерных пауков, неведомо зачем вылезших на поверхность, а потом с ещё большим визгом неслась в обратную сторону от Морриган, принявшую паучью форму.

Алистер усмехнулся воспоминаниям. Спросил:
— Хочешь спуститься вниз? Думаешь, Моровой найдёт что-то интересное?
Амелл молча кивнула и махнула рукой отряду, давая знак двигаться вперёд.
Она медленно шагала, рассматривая развалины каменных построек, одиноко торчащие, закопчённые печные трубы среди руин и раззявленные пасти разорённых погребов. Пылила чёрная земля, прахом оседая на одежде и волосах, набиваясь в рот.
— Знаешь, — промолвила Страж, — я не удивлюсь, если слухи о поветрии на побережье окажутся чистой правдой.
— Почему? — отозвался Алистер, стараясь одновременно следить за Моровым и удерживать в поле зрения их спутников. Порождений поблизости не было, но увы, на мародёров знаменитое чутьё Стражей не распространялось.

Амелл вместо ответа нагнулась, зачерпнула в горсть рыхлой земли и демонстративно просеяла её сквозь пальцы на глазах у Алистера.
— И что? — непонимающе нахмурился он. — Между побережьем и нами — леса, поля, баннорны. Почему тогда эпидемия вспыхнула там, а не поблизости?
Амелл отрицательно покачала головой и сунула испачканную ладошку под нос Алистеру.
— Понюхай.
От ладошки пахло… скверной. Жирный, тяжёлый запах, который невозможно спутать с чем-либо иным, если ты хоть раз побывал на Глубинных тропах.
— Скверна отравила даже землю. Люди должны были заразиться раньше. Говорят, большинство успели сбежать перед тем, как порождения уничтожили деревню. И я в это верю, — девушка очертила рукой развалины, — посмотри, остовов почти нет. А помнишь, сколько их было, беженцев?
Алистер кивнул. Он помнил. Лотеринг был полон так, что яблоку было негде упасть, везде стояли палатки беженцев. Он едва нашёл свободную скамью в таверне, чтобы усадить Амелл и дать ей успокоиться… Она тогда была в расстроенных чувствах и виновато смотрела в сторону — стеснялась своей арахнофобии.
— В баннорнах им места бы не нашлось, — медленно озвучил он свой вывод. — И все они поехали в города, унося с собой заразу. Надо бы предупредить об угрозе эпидемии, да только кого? Беженцам деваться всё равно некуда.
— Только панику поднимем, — согласилась Амелл. — Думаю, здесь нам больше делать нечего. Всё ценное нашли до нас.

Возвращаясь на тракт, они увидели ещё живой розовый куст возле обрушенного пролёта — с ярко алеющим цветком среди увядающих листьев. Алистер остановился, как зачарованный, полюбоваться на лепестки, чуть влажные и такие хрупкие. Роза была зримым свидетельством превосходства жизни над смертью. А когда Стэн, мельком взглянувший на корни, сурово припечатал: «Скоро иссохнет», храмовник не выдержал, протянул руку, чтобы сорвать её, спрятать и унести отсюда, из этого отравленного ядом места…
— Не надо, Алистер. Не срывай его, — тихо попросила Амелл, останавливая его руку. — Он так прекрасен… Пусть цветёт, насколько хватит сил.
— Он? Это шиповник? — удивился Алистер.
— Нет, он — в смысле «цветок». А так это роза. Красивая, правда?
— Да, — храмовник осторожно, на грани нежности, провёл пальцами по лепесткам, словно прощаясь, — она прекрасна.


Алистер без аппетита ковырял ложкой в тарелке. Нет, тушёную капусту с тмином в «Избалованной принцессе» приготовили, как всегда, вкусно, но… Есть не хотелось. После встречи с настоящим демоном из Тени кусок в горло не лез.
— Хочешь поговорить? — как бы невзначай поинтересовалась Амелл, присаживаясь напротив. — Тот твой сон, что я видела… Это была твоя семья? Ты был такой счастливый в этом сне. Почему же ты о них ничего не рассказывал? Но если я лезу не в своё дело, только скажи, я не буду приставать.
Алистер не обольщался. Он видел, как до этого Амелл подходила к кунари и чуть ли не гладила сгорбившегося великана по голове, как попыталась подбодрить странно притихшего Зеврана. Интересно, чем именно демон пытался удержать эльфа? От мимолётного касания Амелл Зевран отшатнулся так, словно она воткнула ему в плечо шпиговальную иглу. Но всё равно было приятно, что она спросила. И, главное, что спросила так деликатно, в отличие от его приятелей по учёбе. Впрочем, Амелл всегда отличалась деликатностью.
Алистер заставил себя улыбнуться:
— Что ты! Конечно же, ты не пристаёшь, все нормально. Просто… Голданна — это единственная родня, которая у меня есть.
Амелл внимательно слушала, не перебивая, не подшучивая, и Алистер взял да и выложил ей то, что никогда не рассказывал ни приятелям, ни Дункану. А ещё он подумал и мысленно пообещал, что никогда не будет ей врать. Вот только надо найти подходящий момент и рассказать секрет о своём рождении. Не в том дело, что Алистер боялся, будто кто-то подслушает тайну его происхождения: кроме их отряда в «Избалованной принцессе» посетителей почти и не было. Так, прохаживались неулыбчивые местные в надежде найти работу да торговцы, приехавшие за товаром в цитадель Кинлох и застрявшие здесь. Этим людям вообще не было дела до маленького отряда Серых Стражей.
Просто… Не за столом же рассказывать. Глупо же он будет выглядеть, когда, ковыряясь ложкой в миске с капустой, невзначай бросит: «А я, знаешь ли, сын короля Мэрика». Короли и капуста — вещи несовместимые всё-таки.


Последняя спокойная ночь перед марш-броском в Денерим началась странно. Алистер сидел на кровати и чуть ли не со слезами на глазах давился украденными с кухни пирожками. Он отчаянно стыдился сам себя: прокрался ночью на кухню, отковырял щепкой защёлку с буфета… Словно ничего не изменилось за одиннадцать лет, и он не будущий король, который завтра поведёт армию в бой, а десятилетний сопляк. Но Алистер ничего не мог с собой поделать. В замке Эамона пекли самые вкусные в Ферелдене пирожки с черемшой и рублеными потрошками. Он украл их больше, чем мог съесть.
 
В дверь кто-то тихо царапнулся. Ха, кто-то. Так только Амелл могла. Пришлось встать, впустить, а то с набитым ртом он мог только промычать что-то невразумительное, а Амелл слишком хорошо воспитана, чтобы войти без приглашения. Так бы и торчала в коридоре или, ещё чего доброго, ушла бы.

Девушка вошла, пребывая в крайней степени задумчивости, точь-в-точь как в Храме Андрасте. Но там она пыталась понять ход мыслей далёких предков, понаставивших магических ловушек, а здесь-то её что угнетало?
— Пывввжжжок? — Алистер, лихорадочно работая челюстями и проклиная себя за прожорливость, любезно указал рукой на тарелку, лежащую прямо на покрывале.
— А? Да, спасибо.
Амелл сбросила туфли, забралась с ногами на необъятную кровать, механически взяла какой-то пирожок. Но даже не откусила, так, держала в пальцах.
— Эм? — поинтересовался Алистер. Задумчивость Амелл несколько настораживала. Обычно это Амелл ненавязчиво оказывалась рядом с тем, кого угнетали мрачные раздумья. Сейчас, похоже, в помощи нуждалась она сама.
Наконец-то нужная фраза всплыла в памяти.
— Ты хочешь поговорить? Я… Я не против.
Девушка усмехнулась, открыла рот, но тут же закрыла, так ничего и не сказав. Развела руками, как бы извиняясь.
Алистер сел на кровать боком, чтобы видеть Амелл. Одна нога свешивалась с кровати, и он легкомысленно болтал ею, терпеливо дожидаясь, пока Амелл соберётся с мыслями.

— Помнишь, мы говорили про заиндевевшие кувалды или что-то там в этом роде? — наконец спросила она.
— Про фонарный столб, — поправил он. — Да, уж. Нечасто на меня набрасываются симпатичные девушки с такими допросами.
Волшебница слегка улыбнулась, поправляя непослушную прядку.
— Я вот что хотела спросить, у тебя в этом плане… ничего не поменялось?

Этот вопрос Алистеру не понравился. Он покраснел до ушей и пробормотал что-то невразумительное, потом осторожно поинтересовался:
— А что?
— Тебе же нравится Морриган?
— Мне? Морриган? А к чему столь неожиданный вопрос, позволь спросить?
— Ммм… Она хочет переспать с тобой.
— Что?! Ты смеёшься? Да я скорее женюсь на Архидемоне!

Амелл с еле слышным вздохом кивнула головой, как будто ожидала именно этого ответа.
— Ладно, забудь. Пойду я. Спокойной ночи.
— Погоди. Ты ведь не шутила, да? — слова поймали Амелл уже на полпути к двери. — Зачем я нужен Морриган?
— Она сказала мне, что, если ты с ней переспишь, это поможет избежать смерти тому, кто убьёт Архидемона.
— Это какой-то тёмный кровавый ритуал, точно, — жалобно проговорил парень, — раз уж ей понадобился принц-девственник.
Амелл натянуто рассмеялась над его неудачной шуткой.
— Нет, это вовсе ни при чём. Морриган считает, что, если она понесёт от того, кто недавно стал Стражем, и будет рядом, когда Страж убивает Архидемона, это каким-то образом позволит Стражу остаться в живых. Звучит дико, я не знаю, что и думать. Была бы я мужчиной, я бы рискнула и сама с ней переспала. Но из всех Стражей на такое годишься только ты. И… Нет. Ничего не буду говорить, это вообще уже бред какой-то. В общем, это от тебя зависит.
Амелл протянула руку, чтобы открыть дверь, и замерла в изумлении, только сейчас заметив неведомо откуда оказавшийся в руке пирожок. Пожала плечами, надкусила.
— Хм, вкусно. Если надумаешь, иди к ней в комнату. Решай сам.

Теперь уже Алистер сидел в глубокой задумчивости, не зная, что ему делать и, главное, что от него хотят. Может, последовать примеру Амелл и самому пойти к кому-нибудь поговорить?

 
Дни перед коронацией были наполнены кошмарными издевательствами.
Танцами. Разучиванием поклонов и тонкостей придворного этикета, тем, что можно делать королю и чего нельзя, и самым страшным — искусством искренне улыбаться. От этих самых сложных в его жизни уроков у будущего короля Алистера Тейрина деревенело лицо и сводило скулы.
Алистер с сомнением вглядывался в своё отражение. Отражение в зеркале казалось чужим, словно настоящего Алистера спрятали в раззолоченную скорлупу. Он потрогал свой нос, щёки, мысленно задаваясь вопросом: «Это я или не я?»
Доспехи, когда-то принадлежащие Кайлану, подогнаны и заново отполированы, волосы аккуратно подстрижены и напомажены, не торчат во все стороны, лежат волосок к волоску. На плечах церемониальная цепь из литого золота, принадлежавшая когда-то его отцу, с крупными самоцветами и звеньями в виде насторожённых мабари.
Солнце, словно понимая, какой сегодня важный для Ферелдена день, высвечивало тонкий золотой венец на голове будущего короля, слепило зайчиками глаза. Алистер не выдержал и опасливо оглянулся на дверь: не возвращается ли церемониймейстер?
— Кто ты? — спросил Алистер у чужака из зеркала. — Я это ты? Или ты это теперь я?
Снова потыкал себя в нос, в щёки. Двойник передразнил.

«Самый восхитительный вкус?» — мысленно спросил Алистер у своего отражения и сам же ответил за него: «Сыра с голубой плесенью, острый и нежно-сливочный. Самый неприятный — подгоревшей овсяной каши с селёдкой. Самый вкусный напиток — антиванский бренди. Один маленький глоточек, и тело словно парит в воздухе, а беседа течёт, как ручей, до самого утра. Самый гадостный — гномий эль в Общинных залах Орзаммара. Бррр! Самая лучшая музыка — ремигольд на деревенской свадьбе. Самая нудная — четвёртая часть Песен Умиротворения, под неё можно и стоя заснуть. Самый лучший запах — у дикой розы, когда она вот-вот начнёт увядать. И ещё у мастики для полировки сильверита. Самый неприятный — тяжёлый, ни с чем не сравнимый запах скверны, пропитавший насквозь Глубинные тропы, въевшийся в кожу, в волосы, в кровь…»

Алистер воровато оглянулся на дверь, отстегнул наруч, стащил перчатку и прижал запястье к носу, втягивая свой собственный запах. Пусть скверна ещё не чувствовалась, но он знал, что этот чёрный маслянистый яд медленно разъедает его жилы изнутри. Лет десять, и он сможет чуять по запаху остальных Серых Стражей. Через двадцать он сможет легко определить, кто из людей от отравления скверной умрёт сразу, а кто выживет, медленно превращаясь в вурдалака. А через тридцать скверна возьмёт над ним верх, и ему придётся уйти в Глубинные тропы искать смерти, иначе он станет ходячим источником скверны.
«Самый грустный момент из жизни…» — продолжил Алистер допрашивать сам себя и задумался. Когда стало понятно, что Эамон никогда больше не приедет и нет нужды прятаться в дни посещений? Или то его Истязание, первое и единственное, после которого он решил, что никогда не будет храмовником? Или трагедия в Остагаре, когда не стало Дункана? А может, когда он понял, что не нужен сестре, а единственная его семья — это Стражи? Или тот миг, когда он убил Логейна и почувствовал, что в нём не изменилось ровным счётом ничего, и он не обрёл ни удовлетворения, ни ощущения того, что поступил правильно?
Но зато, с удивлением понял Алистер, он сразу смог назвать самый счастливый, самый радостный момент в его жизни. Когда после убийства Архидемона он увидел Амелл живой.

Солнце безразлично слепило глаза, отражаясь в стёклах, на позолоте доспеха, в зеркалах, заставляя слезиться глаза. От непривычных запахов ароматических притираний, книжной пыли, экзотических саше, что он выкинул прочь и которые таинственным образом вернулись на место, снова разболелась голова. Бросить бы всё, выйти на час в предместья, подальше от всех, но нельзя…
Тонкий обруч короны невыносимо сдавливал виски, всё сильнее и сильнее.
Неужели ему придётся постоянно терпеть эту пытку до самого Зова?

 
В самый, наверное, главный праздник за этот полный несчастий и повседневного подвига год Героиня Ферелдена сидела одна за пустым столом в маленькой таверне.
Одна, потому что в таверне кроме неё не было посетителей: все, кто мог, ушли глазеть на коронацию.
За пустым столом, потому что ей хотелось не пить и не есть, а плакать.
В таверне, потому что сбежать из Денерима куда подальше не было ни малейшей возможности.

Сегодня Алистер станет королём. А она снова останется одна. Отряд распался, все разъехались по своим делам. Словно мало того, что после избавления от Мора с ней стали носиться, как с тухлым яйцом. Теперь ей остаётся только собрать вещи и заняться… чем? Явно не тем, чем хотелось. Будь проклят Мор, будь прокляты Серые Стражи, если простым людям вроде неё и Алистера нельзя остаться в покое, даже когда Тедасу ничего не угрожает.
Внезапно свет померк — на глаза опустились чьи-то ладони.
— Угадай, кто? — самодовольно спросил знакомый голос.
— Алистер! — засмеялась Амелл, убирая его руки со своего лица и запрокидывая назад голову. — Глупый, весь смысл шутки в том, что надо оставаться неузнанным, а ты себя сразу выдал… Ой. А почему ты так одет?

На короле была самая простая солдатская кольчуга, разве что за плечом виднелась рукоять меча Мэрика из драконьей кости.
— Да вот, решил не привлекать внимания, — загадочно улыбнулся он.
— Алистер, подожди… Но ведь коронация ещё не закончилась… Только не говори, что ты сбежал.
— Нет, почти не сбежал.
Девушка, не веря своим ушам, сжала ладони Алистера в своих руках.
— Ты отложил свою коронацию… Создатель, зачем?
— Можно сказать, что отложил. А зачем… Знаешь, сам до конца не понимаю, — Алистер чуть наклонился к лицу Амелл и пристально вгляделся в её глаза, задержался взглядом на нервно закушенной губе. Тихо сказал, после затянувшейся паузы: — Наверное, обидно было выйти на площадь и обнаружить там кого угодно, но только не тебя.
Ещё секунда, и он бы не выдержал и поцеловал её. Даже не спросив согласия. Быстро сел перед Амелл за столик, взяв её левую руку в свои ладони.

— Ты пришёл за мной? Сам, вот так… — Амелл виновато отвела взгляд в сторону. На лице читалось: «О, Создатель! Прости меня, я не хотела срывать церемонию». — Ты мог бы послать за мной, и я бы пришла… Я в самом деле думала, что так будет лучше, что…
Волшебница лепетала оправдания, и Алистер медленно притянул её руку к своим губам и осторожно, чтобы не спугнуть, поцеловал каждый пальчик. От кожи волшебницы пахло розовым маслом, и это было восхитительно. Почему он не сделал этого раньше?
— Это было моё первое королевское решение. Найти тебя и самолично увезти.
— Ув-в-везти? К-к-к-куда?
— Ну… В Остагаре мы уже были, Дункану и Кайлану последние почести отдали. Так что, думаю, для начала мы поедем в Хайевер, потом в Марку, поищем твоих родителей. А потом можно и в Неварру. Там посмотрим, куда дальше — в Андерфелс или в Тевинтер.
— А как же Ферелден, Алистер? — с тихим ужасом спросила Амелл, сжимая свободной рукой Клятву Стражей на груди.
— А что? Я вот подумал и решил, что Анора и так замечательно справлялась все эти годы. Так что зачем мне ей мешать, верно?

Стёкла таверны ощутимо дрогнули от радостного рёва восторженной толпы, там, на площадях и улицах, залитых солнцем, — это денеримцы с ликованием встречали свою королеву.
В этот миг были счастливы абсолютно все.
В том числе и парочка по-походному одетых молодых Серых Стражей, улыбающихся друг другу в пустой таверне.