На Себастьяна не обижаются

Натаниэль второй раз подряд обходил поместье Велей, раздражённо похлопывая себя по бедру пакетом с корреспонденцией из Ферелдена. Он решительно не понимал, куда подевалась Элисса. Горничная сказала, что та прогуливается в саду, садовник — что в ушла в дом, а старик-мажордом, которого Натаниэль на дух не переносил, с величественным видом ответствовал, что госпожа тейрна никого не уведомляла о своём намереньи выходить в свет, однако в последний час она не показывалась в общих комнатах. Удивляясь всё больше и больше, Натаниэль проверил оба тренировочных зала, заглянул в библиотеку, спустился ещё раз во внутренний дворик и дошёл до беседки. Никого. Спальня Элиссы тоже оказалась пуста. Выругавшись, Натаниэль направился в сторону покоев Себастьяна в надежде, что хотя бы Вель знает, куда уехала Элисса, или что тот предусмотрительно оставил записку, если решил составить компанию своей гостье.

Натаниэль вошёл в личный кабинет Себастьяна, по привычке не постучавшись, и обрадовался — из смежной с кабинетом спальни доносились какие-то звуки, значит, хозяин поместья был у себя. Натаниэль пересёк комнату, толкнул тяжёлую дубовую дверь и тут же понял, что его радость была преждевременной. В спальне Веля царил привычный полумрак, и только робкий лучик заходящего солнца пробивался сквозь неплотно задёрнутые портьеры. Полог ложа, занимавшего большую часть комнаты, был отдёрнут, и косо падающий луч высвечивал два слившихся воедино тела, беломраморное и смуглое. Впрочем, белизна кожи женщины под Себастьяном угадывалась косвенно — по круглым коленкам и кистям рук, порхающим по его блестящей от пота спине. Зато голос с бархатной хрипотцой, умоляющий Веля не останавливаться, и каштановые волосы, разметавшиеся по подушкам, Натаниэлю были знакомы даже слишком хорошо.

«Это было закономерно», — подумал Натаниэль, отрешённо наблюдая за совокупляющейся парочкой. У него было предчувствие, что это рано или поздно произойдёт. Наверное, оно появилось ещё в тот момент, когда он получил письмо в конверте из дорогой хрусткой бумаги, в котором Брайс и Элеонора Кусланд выражали надежду, что годы дружбы между Элиссой и Натаниэлем не потускнели за прошедшие пару лет, и поручали ему заботу о безопасности своей старшей дочери, пожелавшей посмотреть Вольную Марку. Да, Элисса была его подругой с самого детства. А ещё — его тайной любовницей. И если честно, знали бы уважаемые тейрны, насколько отличается действительность от тех писем, что Натаниэль посылал в Хайевер и Башню Бдения, то, возможно, они бы куда охотнее отпустили Элиссу в Антиву или Орлей.
 
О да, Элисса чувствовала себя в Марке так же вольно, как у себя в замке. Покидая гостеприимное поместье старкхевенских князей, чьим рыцарем номинально считался Натаниэль Хоу, она ни на минуту не оставалась без сопровождения из свиты поклонников. Тейрна Кусланд блистала не только на балах, она охотно принимала приглашения на турниры и травлю опасных хищников. Увлечения, по мнению местной аристократии, отнюдь не женственные, но богатейшая невеста Юга могла себе это позволить. Молодая, привлекательная, образованная. Глупо было думать, что Себастьян не обратил бы на неё внимание.

Натаниэль обкусывал ноготь и позлорадствовал в душе, увидев, как сильные пальцы подруги прошлись по спине Веля, оставляя на ней яркие красные полосы. Больно, должно быть. Ногти у Элиссы тонкие, но острые, как бритва. Поток грязных ругательств Веля вызвал усмешку. Очень уж напомнил раздражённый рык боевой гончей, которой кто-то наступил на лапу. «Давай, детка, покажи ему, как ты дрессируешь мабари!»

…Себастиан никогда не связывал себя условностями. Спать ложился на рассвете. В часы мессы, словно нарочно, предавался блуду или сражался на поединках с обманутыми мужьями своих мимолётных любовниц. В ответ на призывы из Старкхевена образумиться и вести благочестивый образ жизни — извергал потоки богохульства, устраивал пьяные загулы, заканчивающие скандальными оргиями. С дамами обращался, как со шлюхами, со шлюхами — как с дамами, от чего в восторге были и те, и другие. Наверное, поэтому Элисса, получив увесистую затрещину за расцарапанную в кровь спину и за прокушенное плечо, не взъярилась, а распалилась ещё больше?

Себастьян даже Натаниэля из оруженосца ненавязчиво превратил в компаньона по загулам и бессменного секунданта. Сколько раз распитый на двоих кувшин ривейнского заканчивался затаскиванием в кровать симпатичной служанки? А что, неплохое средство против похмелья. Главное, не забыть бросить утром золотую монету — и не важно: орлейский роял, ферелденскую крону или антиванский дукат. В Марке девичья честь оценивалась весом монеты, а не гербом на ней. Впрочем, честь знатной дамы стоила и того меньше — горсть дешёвых, потасканных слов, приукрашенных заученными улыбками. Киркволл, Киркволл, безумный город, город, который никогда не спит и никогда не спит один…

Ещё недавно это нравилось. Нравилось Натаниэлю, откровенно радовавшемуся каждому месяцу затянувшейся службы роду Велей и совершенно не желавшему возвращаться в Ферелден, к унылой гарнизонной возне и неминуемой женитьбе. Нравилось Элиссе, с восторгом постигавшей тонкости тайной стороны жизни Вольной Марки, стремительно приобретавшей утончённый лоск в бесконечных балах и приёмах в свою честь. Нравилось ли Себастьяну? Глупейший вопрос, учитывая, что в данный момент Вель увлечённо имеет свою гостью.

Натаниэль смотрел на них, в замешательстве кусая губы, не понимая, как он должен реагировать. В душе ворочалось странное ощущение, никогда им ранее не испытываемое. Не ревность, нет. Но всё же… Его лучшая подруга изменяет ему с его лучшим другом. По идее, другой бы на его месте распахнул дверь, ворвался, бросил бы вызов… Глупо. Элисса не давала ему никаких клятв верности, да и сама их не требовала. Это её, в общем-то, жизнь и её выбор. А Себастьян вообще может фыркнуть, сдувая растрепавшиеся волосы с глаз, и цинично напомнить, что вообще-то Натаниэль его оруженосец. С него станется и приказать подержать светильник.

Элисса протяжно застонала, выгибаясь под Себастьяном. «Сейчас она положит ноги ему на плечи», — подумал Натаниэль и невольно кивнул, когда его предсказание сбылось. Это зачаровывало — смотреть, как Вель резкими толчками вбивается в его Элиссу, как тискает за грудь и зажимает ей рот, и физически ощущать своими ладонями прикосновение затвердевших сосков, прохладную упругость бюста, обжигающее дыхание и жаркую ласку языка на основании большого пальца. Словно это фантомная боль у безногого калеки, словно он не подглядывает за изменщиками, а наоборот, находится там, на скрипящей кровати, и видит себя чужими глазами.
 
В горле першило. Пора уходить, сейчас Элиссе явно не до писем. Подсматривать за чужим совокуплением — не по душе. А присоединяться не хочется. Была бы на месте Элиссы любая другая его любовница, он бы давно уже вошёл вразвалочку, развязывая на ходу шнурки бархатного колета под притворно-стыдливый взвизг и довольный хохот Веля. Но не с Элиссой. Не после того, как она, спихнув с себя новоявленного любовника, перевернулась на живот и выпятила свою роскошную задницу. «…Если хочешь трахать кого-то по-собачьи, Натаниэль Хоу, купи шлюху или эльфийку, — вспомнился гневный голос Элиссы, возмущённой его попыткой овладеть подругой сзади. — Я Кусланд и никогда не опущусь до того, чтобы меня нагнули и оприходовали, как какую-то девку!» И вот, смотрите-ка.

Надо, надо уходить. Вот только оглядываться через плечо Натаниэлю не следовало. Бросившийся под ноги низкий ночной столик загрохотал самым подлым образом, а то, что колченогое творение орлейских мастеров скоропостижно развалилось под весом рухнувшего на него мужчины, никоим образом не могло умалить его предательства.
За дверью мгновенно всё стихло: и сладострастные всхлипы, и звонкие шлепки тел друг о друга, и размеренный скрип почтенной деревянной кровати. Тишину нарушала только негромкая ругань Натаниэля.
— Понаставили тут… столов!
 
В спальне раздался такой взрыв хохота, что Натаниэля словно холодной водой окатило. Он быстро нашарил рукой конверт и кубарем выкатился на лестницу, отряхиваясь на ходу от прицепившихся щепок.
— Вот же ж сука! — ругательства лопались у губ, отдавая кислинкой. Вот только уверенности, в чей адрес они звучали, не было.

— Эй! Нэйт! — окликнул его мягкий голос с вершины лестницы. Натаниэль остановился, опустив плечи, но не оглянулся. — Нэйт…
Босые пятки звонко прошлёпали по каменным ступенькам. Внизу, в зале, ойкнула и тут же испарилась наводившая чистоту служанка-эльфиечка. «Вель в своём репертуаре, опять ходит в чём мать родила», — неодобрительно покачал головой Натаниэль, но отстраняться от успокаивающего прикосновения друга не стал.
— Всё нормально? — вкрадчиво спросил Себастьян.
Вместо ответа Натаниэль неопределённо отмахнулся, всё так же стараясь не смотреть в сторону Веля. Развлекайтесь, мол. Что уж там.
— Может, присоединишься?
Натаниэль хотел промолчать, но Вель требовательно вцепился в плечо, не отпускал, и пришлось коротко буркнуть:
— Отвали. Не сейчас.
— Ревнуешь… — с довольным видом протянул Себастьян, разжимая пальцы. — А кого к кому, скажешь?
Натаниэль вздохнул, коротко взглянул в лириумные глаза. Нет, сожаления в них ни на грош, но хотя бы он беспокоится. «Хотя, — мелькнула мелочная мысль, — мог бы просто не тащить мою женщину в свою кровать».
— Я не ревную, — не выдержал, огрызнулся сварливо. — Но я обиделся.
— Ну как знаешь.
Себастьян пожал плечами и поклонился с насмешливым видом, послужившим поводом для бессчётного количества дуэлей:
— В таком случае прошу меня извинить. Меня ждёт дама.

Натаниэль укоряюще посмотрел ему вслед, а потом мысленно махнул рукой. В конце концов, он обоих знает как облупленных. Элисса утром будет жеманничать и притворяться, что раскаивается, как впервые согрешившая послушница, переигрывая и срываясь на циничный хохот. Вель, наоборот, станет вышучивать их обоих, пряча усмешку в уголках рта…
Пусть Элисса переспит даже с половиной Киркволла, она от этого не перестанет быть его Элиссой. А Себастьян…
В самом деле, на Себастьяна не обижаются.