Месть

Шестым чувством, которое Нария часто со смехом называла «долийским инстинктом», уловив чье-то присутствие, уже в следующее мгновение она тянулась за луком, прижавшись спиной к ближайшей сосне. Но было слишком поздно — невидимая тень оказалась быстрее, в воздухе пронзительно вжикнуло, и стрела вонзилась в плечо Нарии, буквально пригвоздив ее к дереву. Стиснув зубы, Махариэль попыталась выдернуть стрелу, но наконечник ушел глубоко в древесину, наотрез отказываясь поддаваться. Глаза судорожно вглядывались в лес, выискивая невидимого стрелка, но безуспешно. Проклятье, да кто же... Нария глубоко вдохнула и покрепче взялась за черенок, но в тот же момент еще одна стрела с хрустом вошла совсем близко от второго плеча, заставив ту судорожно отдернуть руку, и, вздернув подбородок, криво усмехнуться. Она изо всех сил старалась игнорировать тупую ноющую боль, разливающуюся по плечу.

— Ладно, я поняла намек, — крикнула она в сгущающийся лесной мрак, — Что тебе нужно? Выкуп? Оружие? Я опять наступила на горло какой-то знатной гадюке, которая не хочет пачкать руки сама? Или это банальное ограбление?

Ей наконец удалось заметить его. Вон там — еле заметная тень, прижавшаяся к стволу дерева в десятке шагов от нее. Проклятье, это надо же было так «удачно» укрыться прямо перед его носом...

— Ты долго собираешься прятаться? Давай покончим с этим поскорее, у меня плечо кровоточит, и я хотела вернуться домой к ужину...

Тень отделилась от дерева, и неторопливо двинулась вперед. Глаза Нарии сощурились, вглядываясь в смутную фигуру лучника. Темный доспех, плащ, капюшон, скрывающий лицо, в общем — стандартный набор среднестатистического наемника или убийцы. Неожиданно тень снова подняла лук, и еще одна стрела вонзилась в дерево, оставив глубокую царапину на ноге Махариэль. Нария чувствовала, как в горле образуется противный комок и глаза начинают слезиться от боли. Великие боги. Она знала, что рано или поздно это случится.

— Вот оно как, значит. Это личное? Месть?

— Да. Месть.

Хриплый мужской голос показался смутно знакомым, как отголосок какого-то старого, почти забытого кошмара.

— Кто ты? Покажись и назови свое имя. Я хочу знать, за кого.

— За себя, красавица. Мстить стоит только за себя.

Стрелок сделал шаг вперед, откинул капюшон, и в лунном свете его лицо было видно особенно четко. Нария невольно отшатнулась, вжавшись спиной в шершавый ствол дерева, на мгновение даже забыв о стреле, и с недоверием смотрела в сильно изменившееся, но все равно пронзительно знакомое лицо.

— Да не может быть! Ты же вернулся в Антиву!

— Я не смог удержаться, когда услышал о твоем чудесном воскрешении. Борьба с соблазнами — не моя сильная сторона, как тебе, конечно, известно.

Нария судорожно дернула стрелу, пытаясь освободиться, и в тот же миг еще одна стрела намертво прибила к дереву второе плечо, заставив ее тихо застонать от боли и безысходной злобы.

— Нет, любимая, в этот раз ты так легко от меня не отделаешься, — шепот был почти нежным, будто его обладатель соблазнял, а не медленно пытал свою жертву в темном лесу.

Впервые за долгое время Нарии стало откровенно не по себе. В том, что у старины Зева кишка тонка убить ее, она была уверена. Но вот сделать так, чтобы свои дни она окончила беспомощной калекой...
Да легко. Значит...
Нария нервно вдохнула и опустила голову, избегая прожигающего взгляда темных, жестоких глаз Аранная.

— За что, Зевран? Я же спасла вас всех...

— За что? Неужели ты правда не догадываешься, мой прекрасный Страж, за что? — Нария еще раз дернулась, пытаясь вырваться, но перед глазами поплыло от боли, и она замерла, усилием воли заставляя себя дышать глубоко и спокойно.

— Не советую тебе этого делать. Мне нужно, чтобы ты оставалась в сознании, — спокойно заметил Зевран, наблюдая за ее попытками обрести свободу.

Убедившись, что эльфийка перестала дергаться, Ворон начал неторопливо прохаживаться вокруг, машинально вращая стрелу ловкими тонкими пальцами.

— Ну, расскажи мне, Нари, когда в твоей хорошенькой головке родился такой замечательный план? — после небольшой паузы начал он. Страж только поморщилась, но Зевран, похоже, и не ждал ответа.

— Просто, изящно и, что главное, очень эффективно. Никто бы ничего так и не узнал, не так ли? Разумеется, кроме тех, кто помогал тебе провернуть такую грандиозную аферу. Кто, кстати?

Нария хранила молчание, упрямо сжав и без того побелевшие губы. Реакция была мгновенной — стрела вошла в дерево в паре сантиметров от ее бедра, очень четко обозначив условия встречи двух бывших любовников.

— Я спросил, кто.

— Алистер.

Зевран сощурился и недоверчиво посмотрел на свою пленницу, но та по-прежнему не поднимала головы.

— Мог бы и сам догадаться. Кем еще ты смогла бы так легко и ловко манипулировать? Ирония судьбы — самый простодушный и недалекий из нас в конечном итоге обманул всех. И как обманул!

Нария стиснула зубы. Она знала Зеврана. И знала, что каждый день, который она была для него мертва, обернется ей лишним часом мучений.
Отчасти он даже имел на это право.

— Так когда, Нари? Когда ты решила использовать победу над Архидемоном как прикрытие для побега?

— Я. Не. Сбегала, — чеканя каждое слово, произнесла Махариэль, резко поднимая голову и в упор глядя на Ворона. Она могла выдержать от него обвинения в чем угодно, но только не в трусости.

— Неужели? Тогда почему же никто не знал о том, что ты выжила? Хотела проверить, сколько цветов принесут на похороны? — иронично изогнул бровь Зевран, снова начиная прохаживаться около Нарии.
Наконец, он остановился. Стрела нервно, дергано крутилась в его пальцах — единственное проявление с трудом сдерживаемой бури эмоций.

— Алистер сказал, что твое тело так изуродовано, что на него нельзя смотреть. Что ты хотела бы, чтобы мы запомнили тебя такой, какой ты была перед боем. Зачем ты заставила нас через это пройти, если собиралась вернуться? — тихо спросил он.

— Я не собиралась.

Поймав презрительный, спокойный взгляд таких любимых им когда-то песочных глаз, Зевран еле заметно покачал головой. В них не было ни сострадания, ни раскаяния, ни даже интереса, одно спокойное, опустошительное равнодушие. Ей не было интересно, она отвечала только потому, что сила в этот раз оказалась на его стороне.

— Тогда зачем вернулась?

— Я должна была. У меня есть долг, который я поклялась выполнять. Когда я поняла, что с окончанием Мора угроза не прошла, я вернулась.

— Значит, если бы не порождения тьмы...

— Да. Меня бы здесь не было.

Зевран чувствовал, как ярость горячей волной перекрывает горло, выбивает остатки дыхания. Он ожидал этого, но видеть воотчию... Эта стерва ни минуты не жалела о том, что натворила, это было ясно, как день. Зевран помнил сгорбленную Винн, выглядевшую на похоронах особенно старой и больной, заплаканную Лелиану, срывающимся голосом напевающую эльфийскую заупокойную, которой научилась от Нарии. Помнил онемевшего от горя Огрена, опустившего голову Стена...

— Почему ты не рассказала нам? Никто не выдал бы твою тайну. Мы ведь верили тебе. Я верил тебе!

Нария, скривившись, посмотрела на Зеврана.

— Великие Творцы, какого ответа ты от меня ждешь? Я поступила так, как считала необходимым и наилучшим. Поверь, так оно и было.

Зевран на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями. На что он наделся, когда шел на эту аферу? На то, что она хоть немного сожалеет? Нет. На то, что, увидев ее, поговорив с ней, сможет понять, почему она так с ним поступила? Снова нет.
Но он все же вернулся. Следил за ней почти месяц, запоминая новые приемы, частые маршруты, любимые кабаки.
Потому что Ворон жаждал мести. И чем больше он наблюдал, как Нария с очаровательной улыбкой порхает по Амарантайну, вербует новых союзников, использует порождений тьмы в качестве живых мишеней и флиртует с белобрысым магом, тем сильнее хотел, чтобы она страдала.
Хотел увидеть, как наглость сменяется отчаянием в этих янтарно-желтых глазах. Хотел видеть это хорошенькое личико искаженным мучительной болью, прекратить которую она не в силах. Хотел, чтобы она молила своих богов о пощаде. Хотел показать ей хоть бледную тень того ада, через который пришлось пройти ему после того, как она умерла.
Потому что угроза собственной жизни — ничто по сравнению со смертью любимого человека. И физическая боль меркнет перед изматывающим, опустошительным чувством вины, вечерами в оглушительном одиночестве и мыслями «а если бы». Зевран не мог заставить ее страдать так, как страдал он, отчасти потому, что знал — через этот кошмар она уже прошла однажды. Нария никогда, даже в моменты величайшей близости, не смотрела на Ворона так, как на того, в Перчатке.
Ворон был уверен в том, что пойдет до конца.
На деле все оказалось куда сложнее.
Зевран выдохнул, и устало посмотрел наверх, на спокойные, неизменные, величественные звезды. Какой смысл притворяться.

— Я был готов умереть за тебя.

— Я рада, что у тебя хватило ума этого не делать.

Через мгновение почти обезумевший от ярости и гнева Зевран прижимал нежную шею Нарии к шершавой коре дерева. Лицо Махариэль неожиданно оказалось слишком близко, мокрое от слез, с искусанными губами и отчаянными, без тени страха, глазами. Он чувствовал на щеке ее сбивчивое, хриплое дыхание, слышал, как она тихо шипит от боли, которую причиняли стрелы. Такая реальная, такая знакомая, такая живая... Сам до конца не понимая, что делает, Зевран впился в губы Нарии грубым, почти болезненным поцелуем.
Наваждение длилось всего несколько сокрушительных, невыносимо сладких мгновений, и Ворон отпрянул, будто обжегшись. Молча он наблюдал, как слезы мешаются на щеках Махариэль с каплями неожиданно начавшегося дождя.
Его лицо ничего не выражало, когда он, крутящим движением повернув стрелу, выдернул ее из плеча Нарии. Махариэль тихо вскрикнула и вскинула голову, на ее измученном лице промелькнуло удивление.

— Какого... — хрипло прошептала она, глядя на бесстрастное лицо Аранная. Тот так же молча выдернул вторую стрелу, и Нария, шипя проклятия, рухнула на землю.

— Я не убью тебя, Нари. Ты заслужила это, но — нет, я этого не сделаю, — присаживаясь рядом на колени, прошептал ей на ухо Зевран.

— Я просто оставлю тебя здесь. Думаю, в этом лесу достаточно существ, которые готовы закончить то, что начал я.

Нария ничего не ответила, изо всех сил зажмурившись и стиснув зубы, чтобы не застонать. Она знала, что все этим кончится, знала, но поцелуй что-то сломал в ней, какая-то стена в ее обороне дала трещину, и это было неожиданно и пугающе. Но Нария давно решила, что скорее умрет, чем доставит кому-либо удовольствие проявлением своей слабости.
Она слышала, как Зевран встал.
Его голос был абсолютно спокойным, и Нарии мучительно захотелось еще раз заглянуть в лицо Зеврану, узнать, что он на самом деле чувствует, бросая ее здесь на смерть. Он любил ее, Нария это точно знала. И с того самого вечера перед битвой Махариэль методично, тщательно и безжалостно уничтожала ту часть себя, которая отвечала Ворону взаимностью. До сегодняшнего дня Нарии казалось, что она весьма успешно справилась с этой задачей. Уже целый месяц ей не снились кошмары.

— Не в моей власти заставить тебя страдать, мой прекрасный Страж. Но я, по крайней мере, попытался. Так или иначе, мы больше не встретимся. Прощай, Нари.

Она так и не проронила ни слова. Слышала, как шуршат листья под его сапогами, слышала, как шаги становятся все тише и тише, заглушаемые звуками ночного леса, и молчала. Наконец, неспокойная тишина стала ее единственной компанией, и Нария, подождав еще некоторое время для верности, громко застонала и перевернулась на спину, чувствуя, как слезы горячими ручьями текут по щекам.
Она не знала, сколько пролежала так, неподвижная, обессиленная, медленно истекающая кровью. Наконец, Нария смогла извернуться, и, прислонившись к мокрому стволу дерева, дотянуться до аптечки.
Когда на следующий день ее обнаружил участвующий в поисковой группе Андерс, Махариэль была всего в нескольких милях от Башни Бдения. Она все еще пыталась ползти, и маг в который раз подивился, какая фантастическая сила воли и жажда жизни заключена в этом изящном, хрупком женском теле.
Все то время, пока он нес ее до Башни, все время, пока лечил и перевязывал ее раны, она в начавшемся бреду повторяла лишь одно слово: встретимся.
Встретимся. Встретимся.>