Про двери и скрытые таланты

Варрик Тетрас сосредоточен. Размашистым почерком он пишет одно из своих двухсот пятидесяти четырех самых любимых творений. Перо скрипит, огонек свечи задорно подрагивает, освещая стены лучшего номера в «Висельнике» и отражаясь в лукавых глазах гнома, с самодовольной ухмылкой воссоздающего на бумаге момент первого ночного визита мага Андерса в особняк Хоук.

Варрик с дотошностью биографа описывает историю Защитницы, а любовь играет в жизни Хоук немаловажную роль, посему опустить эту волнующую сцену гном бы не посмел.

Варрик с задором сказочника приправляет историю Защитницы невероятными безумствами, так что не описать в красочных деталях реальное событие, да еще способное порадовать нынешних и привлечь новых читателей, гном бы не смог даже при желании.

А так как желания такого у Тетраса и не было, то все складывалась просто замечательно: гномья совесть, обычно осипшая и еле слышная, сейчас и вовсе смиренно молчала, а гномий эль, по обыкновению никогда не покидавший стол Варрика, радовал своим присутствием не только глаз хозяина номера, но и его желудок.

Он отложил перо и самодовольно перечитал свой труд.

— Неплохое начало, — проговорил он, разминая пальцы. — Даже оставлять тебя недописанной не хочется, детка, но меня ждет игра. Пора пополнить кошелек, а Блондинчик как никто другой полезен для этой процедуры, — хохотнул он, допивая содержимое кубка.

Тетрас затушил свечу, бросил в карман пару монет — все равно Андерсу больше не проиграет — и вышел из номера.

— Все-таки, надо бы дверь сюда пристроить, а то шляются всякие, — буркнул гном, проходя мимо подозрительного вида патлатого мужичонки, недобро поглядывающего на него из-под седой спутанной челки. Варрик зыркнул на оборванца, тоже не шибко приветливо, тот в ответ что-то безразлично фыркнул, многозначительно почесал ягодицу и отвернулся к стене, почти касаясь ее горбатым носом.

Тетрас поправил рубашку, как бы невзначай бросил любовный взгляд на свою горделиво выглядывающую из-под нее грудь, чья бесподобная кучерявость была предметом ночных грез не одного десятка юных и не очень дев, спустился по лестнице вниз, сказал что-то угрюмой официантке, не преминув подмигнуть одной из миловидных посетительниц, и вышел из кабака, что-то напевая.

Спустя несколько десятков выпитых кружек пива, рома и Создатель знает какого пойла, пары шлепков по непростительно округлым и покачивающимся бедрам официанток и последующих за ними зуботычин ничуть не расстроившимся выпивохам, охочих до женского внимания, двери таверны распахнулись, впуская в пропахшее алкоголем, луком, потом, перегаром и еще много чем помещение свежий воздух и молодого человека в начищенных до блеска белоснежных доспехах. Солнечный свет, озарявший парня со спины, добавлял его образу пафосной красоты и нереальности.

Себастьян осмотрелся, бегая лазурного цвета глазами по залу и явно кого-то выискивая, двинулся вперед, брезгливо отшатываясь от чумазых завсегдатаев «Висельника» и направился на второй этаж заведения. Проходя мимо кудлатого мужичонки, до сих пор сидящего на полу и сосредоточенно разглядывающего свои толстые желтые ногти, Ваэль кашлянул в кулак. Не добившись от чудака внимания, он покачал головой, провел рукой по волосам, приглаживая их, и приблизился к номеру Тетраса.

— Варрик? Варрик! — крикнул он, стуча в стену. Переступив порог, он неуверенно прошел внутрь. — Эй, Варрик! Ушел, видимо, — проявил наблюдательность церковный брат, оглядывая комнату гнома.

Он уже собирался уходить, как вдруг заметил на письменном столе листки бумаги. Не сумев побороть любопытство, Себастьян подошел ближе, зажег свечу и поднес работу Варрика к глазам.

«... Хоук сидела на своей огромной постели, сцепив руки на коленях в замок, и ждала. Весело потрескивающий камин не давал ей желаемого тепла, а тот, кто мог подарить его ей, вопреки обещанию, не спешил приходить. Защитница вздохнула и прикусила пухлую губу...»

— Да у нее ведь тонкие губы, — пробубнил Ваэль, усаживаясь в кресло Варрика и продолжая чтение.

«Спустя несколько мгновений, она услышала звук шагов и встрепенулась, ее прекрасное лицо озарилось улыбкой. На пороге ее комнаты стоял светловолосый...»

— И почему Варрик так упорно называет Андерса блондином? Очевидно же, что он рыжий, — буркнул Себастьян, пробегая по тексту глазами. Скептически помотав головой, он дошел до последних строк, написанных гномом, взял в руку перо и макнул его в чернильницу. Воровато оглядевшись и прислушавшись к звукам, доносящимся снизу, молодой человек заговорчески усмехнулся, продолжая начатое Варриком. — Все равно никто не догадается, что это я написал, — протянул он, гнусаво захохотав.

Парень, ностальгируя по блудной юности, щедро сдобрил художественное произведение Тетраса занятными деталями плотских утех и красочными описаниями анатомических особенностей людей. Ваэль не без приязни припомнил особо удачные и редкие позы, которые сам не раз применял в дни своего распутства, уложил, усадил и поставил Андерса с Хоук в эти самые позы, что-то радостно просипел, несколько раз приложился к кубку с элем и вдруг прервал свое занятие.

— Так, ну хватит, — выдохнул он, нехотя пытаясь оторваться от дела. — Мне еще этими руками свечи в Церкви зажигать и вообще... Песнь петь... И Андрасте тут, — он пристыженно скосил глаза на пряжку своего ремня с поблескивающим и будто бы с укоризной глядящим ликом невесты Создателя. — Ну, еще пару строчечек.

Наконец, вдоволь поколдовав над текстом, раскрасневшийся Ваэль осмотрел свой труд, одобрительно хмыкнув.

— Помолюсь-ка, пожалуй, — бросил он напоследок и поспешил покинуть номер.

Свеча, которую увлекшийся творчеством служитель Церкви забыл погасить, все горела, и вскоре ее свет уже отражался в замысловатых доспехах белоголового эльфа, забредшего в номер в поисках Варрика.

Фенрис, так же как и предыдущий гость, тут же обратил внимание на разложенные на столе бумаги и, ведомый любознательностью, прильнул к ним. К досаде недавно начавшего свое обучение чтению эльфа, из всего нагромождения неизвестных и смутно знакомых символов, он смог разобрать лишь отдельные слова, вроде: «простыня», «твердый», «флейта», «мышонок» или что-то похожее на него и еще пару недвусмысленных в своей похабности фраз, достаточных для того, чтобы догадаться о смысле всего отрывка текста.

Уши эльфа подергивались, а ноздри трепетали: мало того, что он без того каждый день вынужден лицезреть, как этот одержимый лапает и жамкает Хоук, так теперь он еще и непреднамеренно прочитал о том, как он... он ее...

Фенрис выругался. И еще раз. Недовольно сдвинул темные брови, сжал край стола, запустил руку в волосы, с досадой взъерошив их. И снова обозвал Андерса словами, обидными даже для бывалого ривейнского моряка.

Эльф неловко подцепил перо, обхватил его пальцами, как малолетний ребенок ложку, макнул его в чернильницу и принялся сосредоточенно водить им по бумаге.

— Зараза! Нет, лучше так! И та-ак, — приговаривал он, склонившись над столом и с злорадной ухмылкой вырисовывая какие-то картинки.

Свеча не успела сгореть и на треть, а Фенрис сделал последний штрих, издал довольный утробный смешок, отхлебнул эля из бутылки, вытер губы тыльной стороной ладони и вышел из номера, пребывая в чрезвычайно редком для себя, благостно-приподнятом настроении.

После ухода эльфа, комната Варрика пустовала недолго: буквально спустя несколько минут деревянные половицы уже скрипели под легкими неуверенными шагами босых ног молодой девушки с глазами ребенка.

— Варрик! Я принесла тебе эльфийских ушек! — быстро проговорила она, неся что-то в холщовом мешочке. — Они очень вкусные, особенно с молоком, я подумала тебе понравится! Я их посыпала сахаром, так еще лучше, они такие хрустящие и... Ой! Ты не подумай, что я тебе настоящих ушей принесла, потому что настоящие принято сушить и толочь, а потом добавлять в... Ой. Ты не подумай, я просто читала об этом в одном старом фолианте, который мне отдал один демон, которого я вызвала с помощью... У-упс. Они из теста, в общем! Варрик!

Мерриль вздохнула, убедившись, что гнома дома нет, положила печенье на письменный стол и обратила внимание на листы со странными рисунками. Она села в кресло и с интересом принялась разглядывать их.

— О! Это та история Варрика, о которой Изабелла говорила, — протянула эльфийка, углубляясь в чтение.

Дойдя до момента, в котором почерк автора меняется, девушка смущенно зарделась, но продолжила свое занятие с еще большим интересом. Тут повествование оборвалось, как обычно, на самом интересном месте, и почерк снова изменился: стал неразборчивым и корявым. Мерриль напряглась, пытаясь разобрать слова и все же сумела прочесть последние строки.

«... он привратился в ЧУДОВNЩЕ патамушта в нем сидит ЗДОБНЫЙ DYX каторый када нибуть САЖРЕТ хоук. а БЕШЕНЫЙ WАЛЕФNКАР будит бегать по свету и святится СИНИМИ LЛАЗИШАМИ, патамушта DEMOHAM HNЗЗЯ DАВИРЬЯТЬ и вапще... »

Тут текст обрывается, а ему на смену приходят талантливой рукой созданные картинки. На первой был изображен человечек с непропорционально длинным носом, перьями на плечах, острыми зубами и огромными замазанными чернилами глазами, вокруг которого пылало что-то похожее на пламя. На второй он кусал другого человека — судя по пышной груди, девушку — за бедро, а на третьей картинке этот же, носатый, стоял на каком-то пеньке, раскинув руки в стороны и хохоча, а под ним сидели скрюченные люди с жалобными лицами, скованные цепями.

— Хм, похоже, Изабелла и Фенрис уже внесли свою лепту в рассказ, я тогда тоже что-нибудь добавлю, Варрику будет приятно, — размышляла она, легко опуская перо на бумагу.

Мерриль писала, периодически томно вздыхая, хихикала, прикрывая рот ладошкой, и облизывала губы. Наконец, румяная и растрепанная, но крайне счастливая, она грациозно вспорхнула с места и улыбнулась.

— Ох, я, кажется, перестаралась, — прошептала эльфийка, внезапно испугавшись самой себя и проделанного, прижала тонкие руки к груди и сложила брови домиком. А потом шмыгнула носом, насупилась и выбежала из помещения, спотыкаясь и сверкая голыми пятками.

Свеча, оставленная улепетывающей Мерриль, все горела, и вскоре ее свет уже поигрывал на вычурных украшениях смуглой пиратки, первым делом приложившейся к бутылке с элем. Сделав пару глотков, с грустью поставив опустевший сосуд на стол и слопав несколько эльфийских ушек, Изабелла изящно склонилась над разбросанными рядом с мешочком бумагами и с ленцой заглянула в них.

— У-у-у, это то, что я думаю? — хитро протянула она, по-хозяйски плюхаясь в кресло гнома и закидывая стройные ноги в высоких сапогах на стол. — Так-так, поглядим, что тут у нас.

В процессе чтения лицо пиратки выражало самые разные эмоции: от обычной заинтересованности и профессионального одобрения до снисходительной веселости и заливистого смеха. Но вот, Изабелла дошла до момента, в котором рисункам приходит на смену текст, написанный аккуратным, красивым почерком. Поначалу женщина просто улыбалась и кивала, но потом...

«... Хоук громко стонала и брыкалась, словно дикая галла, которую умелый хранитель пытается обуздать и привести в загон, такой же узкий и тесный, как...»

— Мерриль! — воскликнула Изабелла, изумленно пробегая глазами по листку бумаги и пропуская особо нелепые моменты.

«... трепетных ласк, Андерс запустил своего вартеррала в ее тайную сокровищницу и принялся неустанно и пылко искать ведомую лишь ему и Хоук драгоценность, такую желанную и теперь наконец-то доступную им обоим. Маг опустил ладонь на нежную персиково-розовую горочку...»

— Создатель! — простонала не слишком религиозная любительница свободного, во всех смыслах, времяпрепровождения и прикрыла лицо рукой. — Пролистаем, не может же там ВСЕ быть настолько... настолько, — Изабелла, даже обладая обширным опытом в самых разных областях, не смогла подобрать слова, в достаточной мере характеризующего прочитанное.

«... Аравель их любви покачивался на волнах то тихого, то вновь неспокойного моря из красного атласа, почти уходил под обжигающую воду страсти и снова, скрипя и подрагивая...»

— Дальше, — монотонно пробубнила пиратка, вздыхая.

«... и провел влажным языком по ее животу, трепещущему, словно новорожденный олененок, едва вставший на ноги...»

— Дальше.

«... она выгнулась, как древко натянутого грациозного лука, когда Андерс с напором и мастерством бывалого охотника...»

— Ооох.

«... как молот лучшего кланового кузнеца, вызывая все новые крики и вздохи Защитницы, которая подобно нагретой добела железной коре...»

— М-да. Котенок явно перестаралась, — констатировала Изабелла, откладывая листок. — Но зато какое рвение! Вот Варрик обрадуется.

Пиратка добавила от себя несколько завершающих штрихов, дернула бровями, задорно рассмеялась и вернулась в кабак, ожидая возвращения гнома.

Спустя неизвестное количество кружек, кувшинов, пригоршней, кастрюль и ведер напитков разной степени пригодности к употреблению, шесть выбитых зубов особо ретивых ухажеров за особо строптивыми дамами и три выкинутых за порог «Висельника» тела, чьи владельцы находились в бессознательно-блаженном состоянии абсолютного беспамятства, двери трактира распахнулись, впуская внутрь импозантного гнома, в руке которого весело подпрыгивал пузатый кошелек.

Варрик, довольно насвистывая, прошел к себе в номер, поздоровавшись с подозрительно трезвой Изабеллой и кинув быстрый взгляд на лохматого мужика, все еще сидящего в коридоре. Тот ехидно хмыкнул в бороду и, приняв коварный вид, накрутил ус на палец. Гном почувствовал неладное, но не показал виду, не спеша продвигаясь к своему номеру. Оказавшись у себя, он зачем-то сощурился, принюхался и тут же обнаружил искомое: свеча на письменном столе была зажжена.

Тетрас приблизился к своему рабочему месту и заметил оставленный друзьями кавардак, поняв его причину. Он усмехнулся, устраиваясь в кресле, покачал в руках ожидаемо опустевшую бутылку и принялся читать «свою» работу.

Выпив несколько стаканов пива, так к месту принесенных Норой, и сжевав остатки печенья Мерриль, любезно оставленные Изабеллой, Варрик все же сумел осилить труд товарищей, безошибочно опознав авторов каждой главы, при этом получив, кроме отрадного удовольствия от осознания таланта друзей, много новых тем для историй и поводов для шуток. Особенно над Святошей.

Тетрас улыбнулся, спрятал бумаги в ящик письменного стола и задул многострадальную свечу.

Направляясь к Изабелле, снабдившей его рассказ чудными иллюстрациями, во много раз превосходящими по красочности наперильные художества из особняка Хоук, Варрик снова встретился взглядом с кудлатым оборванцем и почему-то подумал, что тот все знал и теперь потешался над ним.

В тот вечер Варрик Тетрас решительно вознамерился установить в своих покоях дверь. На всякий случай.