Till We Die

Дерьмо эти истории, вот что я вам скажу.

Женщина, облаченная в длинный плащ из плотной ткани, стояла посреди тропы, наклонив набок голову, укрытую капюшоном. Храмовники, стоящие позади, обнажили мечи, но не нападали, щурясь от последних лучей уходящего за горизонт солнца.

— Назови свое имя и покажи оружие, которое прячешь, женщина. Не вынуждай нас применять силу, — повторил командир служителей Церкви, делая шаг вперед.

— Меня зовут Хоук, — безразлично произнесла та, разворачиваясь, а потом скинула капюшон, открывая солдатам свое болезненно бледное лицо и ярко-голубые глаза. — А мое оружие... причинит вам боль, — она молниеносно дернула за защелку на груди, бросила плащ на врагов, выхватила из-за спины посох и ринулась в атаку.

Первым, на кого обрушилась магия Хоук, был командир: каменный кулак, сотворенный ею, ударил мужчину в грудь, сминая доспехи и ломая кости. Девушка даже не поморщилась, услышав последующий хруст и жуткий вопль и лишь дернула верхней губой, по старой привычке ведя счет. Сейчас, чувствуя как жизнь храмовника с каждой секундой покидает его, Хоук получала истинное, какое-то нездоровое удовольствие. Она ненавидела их чистейшей, не замутненной объективностью или состраданием, ненавистью. Слишком часто, заглядывая в зеркало, она замечала шрамы после встреч с ними. Слишком часто, заглядывая в себя, она ощущала отвратительнейшую смесь из несломленной гордости и паскудной жалости к себе. Стукнув в землю посохом, отступница вызвала под ногами врагов мощное землетрясение, выигрывая себе время для смертоносного заклинания, которое должно было сразить храмовников наповал, ведь каждое мгновение промедления могло позволить воинам Церкви рассеять чары Хоук и выиграть битву. Магесса отошла от дрожащей земли на несколько шагов и стала вызывать огненную бурю и, когда несколько пылающих шаров с грохотом рухнули на головы визжащих противников, один из них все же смог, превозмогая боль от ожогов, отнять у Хоук большую часть маны. Та пошатнулась и согнулась, сжав голову руками, а в это время двое других уцелевших храмовников, рванулись к ней и рассеяли остатки магии. Обессиленная, она упала на траву, где ее бурно вырвало. Отплевываясь, она вытерла кровь, вытекшую из носа, и прошипела на разных языках проклятия, за что незамедлительно получила несколько ощутимых пинков по ребрам.

— Убьем проклятую ведьму, — прохрипел обладатель увесистого сапога, снимая потемневший шлем и глотая воздух, в то время как третий, светловолосый храмовник, проверял наличие пульса у товарищей и, не обнаружив его ни у кого, покачал головой.

— Нет. Неподалеку должны быть другие, — возразил лейтенант с опаленными бровями, тот, что одолел магессу, и поднял девушку за волосы, внимательно разглядывая лицо, которое вновь приняло надменное выражение. — Если скажешь, где твои дружки, Хоук, гарантирую тебе быструю смерть.

— Знаешь, кто я такая, — протянула та, неприятно ухмыльнувшись. — Хреново, видимо, знаешь, раз рассчитываешь узнать что-то, слизняк.

— С чего ты вообще взял, что есть другие? — подал голос блондин, закончив заупокойную молитву.

— Птичка нашептала, идиот, — закатил глаза тот, давая понять приятелю, что при магессе не будет ему ничего рассказывать и снова обратился к ней, связывая ей руки. — Хорошо, давай по-другому. Ты рассказываешь нам о том, где твои дружки, приводишь нас туда и легко умираешь вот от этого меча, — он приставил к горлу девушки клинок. — Либо ты геройствуешь, мы с ребятами тобой пользуемся, а потом допрашиваем, применяя все доступные средства убеждения.

— Змея капитана убила, ей бы пятки прижечь, а не кончину быструю обещать! — заверещал другой, захлебываясь слюной.

— Успокойтесь, капрал, — четко выговаривая слова, отрезал безбровый. — Какой бы ни была наша скорбь по погибшим, наш святой долг нужно выполнить в первую очередь, — он добавил успокаивающим тоном, хотя сам не слишком горевал о гибели начальника, а сейчас думал лишь о том, что если эта облава на магов ему удастся, повышение точно не заставит себя долго ждать. Когда фанатичный церковник сдался, лейтенант заговорил с Хоук. — Ну так как? Сама понимаешь, результат один — ты так или иначе с нами сотрудничаешь, только вот будет ли это «иначе» — решать тебе.

Она сжала губы и отвела взгляд.

— Как знаешь, — пожал плечами безбровый, грубо разорвал ворот куртки Хоук и потянулся к крючкам на ее рубашке, когда девушка зажмурилась и срывающимся голосом прошептала, пытаясь попятиться:

— Я приведу к ним, только не трогайте.

— Так бы сразу, — пропел тот, с досадой рассматривая выступающую девичью ключицу. — Вот тебе и Великая Защитница. Истории всегда врут. — В это время светловолосый направился к брошенной в нескольких шагах от них сумке Хоук и принялся ее обшаривать. — Осторожно! Одному Создателю известно, что у нее там может быть, — храмовник покосился на товарища и перевел взгляд обратно на магессу. — Рассказывай.

— Маги, вырвавшиеся из разрушенных кругов, — начала девушка, придав голосу досады и горечи.

— Проклятые малефикары, — перебил ее капрал, скрипя зубами.

— Маги, — с напором повторила та, скривив губы и злобно зыркнув на церковника, — готовят масштабную атаку на ваш прогнивший орденок. Я знаю местонахождение двух убежищ, в одно из них я и направлялась, — она говорила неторопливо, как бы нехотя, и украдкой поглядывала на храмовника, копошащегося в ее вещах, и на лейтенанта, следящего за его манипуляциями. — Мы все погибнем, но поверь, скольких бы церковных псин ты ни привел в наше укрытие, потерь вам не избежать. Нам терять нечего, а загнанные в угол сражаются отчаянно, — провокация Хоук удалась — безбровый отвлекся от наблюдения за товарищем, обыскивающим сумку отступницы, и перевел внимание на нее.

— Как крысы, верно? — съязвил тот, смерив девушку пренебрежительным взглядом.

— Как те, кто не сдался, — прошептала магесса и зловеще улыбнулась.

— Что... Не трогай!! — прокричал соратнику безбровый, но было уже поздно — тот открыл богато украшенный кошель, из которого в ту же секунду выбился дым, вызывающий временную потерю зрения. Хоук, предусмотрительно закрывшая глаза, отскочила от размахивающих руками храмовников, вытянула из сапога кинжал, освободила руки от веревок и тут же всадила его в глаз безбрового, а ножом с дугообразным изгибом лезвия, вынутым из другого сапога, перерезала ему горло от уха до уха, мысленно благодаря Изабеллу за, как оказалось, не такие уж и бесполезные уроки обращения с холодным оружием.

Прислушиваясь к звукам, издаваемым противниками, девушка подпорхнула к другому солдату и наотмашь полоснула его по лицу, а потом, по воплям рассчитав его положение, воткнула нож чуть ниже хряща на его шее. Инстинктивно отпрянув от хлынувшей из раны крови, Хоук увернулась и от неловкого взмаха меча, сделанного булькающим мужчиной. Ощутив за спиной движение, она присела и крутанулась на пятках, избегая вражеского клинка, но недавно подхваченная лихорадка и психическое изнеможение дали о себе знать — от храмовничьего щита отскочить она не успела. Правое плечо отступницы пронзила резкая боль, рука непослушно обвисла и отпустила нож. Тем временем, дым рассеялся, и к сражающимся вернулось зрение.

— Я убью тебя, ведьма, — прохрипел храмовник, как теперь могла видеть Хоук, тот, что пнул ее. — Клянусь Создателем, сейчас ты сдохнешь.

— Не гневай его пустыми обещаниями, червяк, побойся святой кары, — оскалилась та, глядя исподлобья. — Хотя, чую, снова мне грязную работу этого ленивого засранца выполнять.

— Богохульство! — взвизгнул капрал и ринулся на девушку.

Фанатичный воин был силен и закован в крепкую броню — один точный удар меча и исход боя предрешен. Магесса это понимала, поэтому, ловко избегая вражеского клинка и обдумывая план действий, старалась держать дистанцию. Она могла метнуть кинжал, но не была уверена, что попадет в движущуюся и постоянно расплывающуюся цель. Хоук тряхнула головой, пытаясь рассеять возникающую темноту перед глазами и не потерять сознание. Мужчина, заметив замешательство отступницы, не преминул им воспользоваться: в тот же миг левую половину лица магессы невыносимо зажгло — ее щека и верхняя губа были рассечены и, не подайся она назад в последнюю секунду, рана дошла бы до кости.

— Вой, колдунья! Вот и настигла тебя святая кара, отродье! — прогремел храмовник, занося над Хоук меч для последнего удара. Девушка, собрав последние крупицы силы, прижала свои окровавленные пальцы к вискам и смогла создать волну телекинетической энергии, сбившую врага с ног.

Храмовник, служащий Создателю, убивавший и усмирявший во имя Его, отправился на последний суд с колотой раной в районе лба. Хоук увидела в этом некоторую иронию жизни, хотела ухмыльнуться и как-то прокомментировать случившееся, но, с хрустом вытащив свой любимый кинжал с украшенной рукоятью из мертвого тела, сама рухнула на землю, пропитанную кровью незнакомых, но ненавидящих друг друга людей.

Солнце заходило за горизонт.

Спустя несколько минут к месту сражения, заливисто лая, подбежал огромный мабари, предусмотрительно отправленный хозяйкой на разведку. По своей воле преданный друг никогда бы не оставил Хоук в беде, посему той пришлось прибегнуть к хитрости, чтобы отослать подальше верное и исполнительное, но не слишком сообразительное создание. И сейчас, оставшийся один пес, тыкался влажным носом в тело своей хозяйки, переворачивая ее на спину. Обнюхав магессу, мабари несколько раз неловко лизнул девушку в ладонь странно вывернутой руки и печально заскулил. Увидев от Хоук слабую реакцию на прикосновение, он счастливо залаял и внимательно выслушал просьбу отступницы, которую она произнесла тихо, едва шевеля слипшимися от крови губами.

Последним, что слышала Хоук, прежде чем снова потерять сознание, был быстро утихающий тревожный лай ее пса, отчаянно мчащегося за помощью.

А закат безмолвно горел и равнодушно окрашивал в свои цвета все вокруг, хотя этот вечер и без того уже оделся в красный. Потому что солнце не могло по-другому. Потому что оно должно догореть, чтоб возродиться вновь.

* * *

На деревенском базаре было шумно и людно. Лавочники галдели, наперебой предлагая жителям приобрести свежайшую говядину, парное молоко и с любовью выращенные овощи. Самым старательным и крикливым был торгаш, убеждающий толпу в чудодейственности мази с добавлением праха Андрасте, помогающей от всех хворей, включая простуду, облысение, высыпания на лице, геморрой и мужскую неспособность.

У прилавка с травами стояли две девушки: старшая — стройная, с длинной русой косой и младшая — с ярко-алыми лентами, вплетенными в волосы, с аппетитом уплетающая сладкий рогалик. Пока старшая пыталась сбить цену на эльфийский корень, который было тяжело самостоятельно добыть в этих краях, малышка не мигая сверлила ясным взглядом голубых глаз высокого мужчину в капюшоне со спадающими на лоб светлыми прядями, о чем-то разговаривающим с толстяком — хозяином местного трактира.

— Вита, — девчушка подергала сестру за рукав и, когда та наклонилась, прошептала ей на ухо. — Это тот самый, с которым мы с Хоук во сне встретились.

— Ты уверена? — с беспокойством произнесла та, бросив на человека быстрый взгляд.

— Да, — кивнула девочка. — Подойдем к нему?

— Хоук говорила, что он целитель. И если это тот самый человек, он не сможет отказать в помощи больному, — хитро улыбнулась Вита, вешая купленные травы на пояс. — Беги пока домой.

Проследив взглядом за удаляющейся фигуркой сестры, девушка сделала глубокий вдох и ураганом подлетела к разговаривающим мужчинам.

— Ах, Тоган, не осталось ли у тебя того особого исцеляющего зелья, хотя бы скляночки? — заламывая руки, заикалась девушка. — К нам дядя недавно приехал, а сейчас совсем слег, умрет же, умрет!

— Прости, дочка, больше нет, — с сожалением произнес корчмарь, приобнимая Виту и выжидающе глядя на светловолосого. Тот кивнул. — Но мой друг, он... врач, осмотрит твоего дядю.

— Правда, мессир? — лучезарно улыбнулась та, вглядываясь в лицо мужчины. — Благослови Вас Создатель, спаситель Вы наш!

— Я постараюсь помочь, — негромко проговорил тот, явно ощущая неловкость из-за слов, сказанных девушкой.

— Идемте за мной, я отведу.

Всю дорогу целитель произнес лишь несколько слов, односложно отвечая на многочисленные вопросы восторженной Виты, безуспешно пытавшейся вывести его на откровенность.

— А Вы не слишком общительный, да? — невинно улыбнулась девушка, подходя к дому.

— Точно. Будто это мой дядя сейчас на смертном одре, — холодно произнес маг и пронзил Виту взглядом, останавливаясь.

— Вы можете мне доверять, клянусь.

— Возможно, но дяди никакого нет, верно?

— Нет, — она пристыженно опустила глаза, а потом снова взглянула на целителя и заговорила уверенно. — Я знаю, кто Вы. Хоук рассказала нам.

— Что? — недоверчиво сощурился Андерс, услышав это имя. Сердце мага бешено заколотилось, но он попытался скрыть волнение.

— Пойдемте со мной в дом, этот разговор не для чужих ушей, пусть их вроде бы и нет на окраине деревни.

Мужчина несколько секунд сомневался, но желание узнать хоть что-то о Хоук пересилило и он, плюнув на крики рассудка, решительно переступил порог чужого дома. Взору отступника открылась светлая и чистая комната, служащая гостиной, кухней и столовой: у восточной стены затоплена каменная печь, на которой булькала кастрюля, чье содержимое источало приятный аромат, по стенам развешаны книжные полки, детские рисунки и травы. Обычный дом обычной семьи. Андерс с грустью подумал, что у него когда-то давным-давно была такая же, пока не пришли храмовники. Эта мысль сменилась другой, во много раз более горькой и снедающей, ведь когда-то, словно вчера, у него могла быть такая же. Своя семья.

«Она у тебя была, но ты был недостоин ее. Ты подвел ее» — прозвучал голос в голове мага, на утешение, его собственный. Справедливость вообще с момента взрыва Церкви никак не давал о себе знать, будто посчитал, что Андерс сделал достаточно во имя правого дела и затаился, ожидая смерти вместилища. Или устыдился чего-то. Или, подавленный чувством вины отступника, снова изменился. Этого целитель не знал и просто пытался радоваться своему сомнительному душевному спокойствию, хотя охарактеризовать Андерса как счастливого человека смог бы только гарлок на Глубинных Тропах, перед тем как разорвать в клочья ищущего покой Стража... попадись магу особенно вдумчивый и наблюдательный гарлок, конечно.

— Проходите, — жестом Вита пригласила гостя сесть за стол, стоящий по центру помещения, за которым уже сидела девчушка лет десяти и внимательно смотрела на гостя. Подойдя ближе, Андерс почувствовал знакомое покалывание у висков и окончательно поверил Вите.

— Я ощутил в тебе магию только сейчас, значит, ты умеешь скрывать ее, — констатировал отступник, занимая место напротив девочки. — Кто же согласился в такие времена рискнуть шеей и обучить тебя этому?

— Хоук, — засияла Дора, гордясь возможностью похвастаться знаниями, полученными от самой Защитницы. — Она меня и не такому научила. И показала.

— И рассказала, — добавила Вита, ставя на стол поднос с хлебом, сыром и колбасой и разливая по глиняным кружкам какой-то душистый настой.

— Дайте угадаю, спасла вас от бандитов, обнаружила у девочки дар и решила помочь? Похоже на нее, — невесело усмехнулся Андерс, делая глоток знакомого отвара из мелиссы, мяты и вербены.

— Не совсем. Как-то вечером мы услышали странные звуки за дверью, будто кто-то царапал ее снаружи, и лай. Я испугалась, а отец взял свой старый меч, — девушка кивнула на потрепанные кожаные ножны, лежащие на комоде, с покоящимися в них оружием, — и пошел «встречать гостей». А гостем был здоровый, с корову, пес, который тут же заскакал вокруг нас и громко залаял.

— Умоляюще так, у него даже слезы в глазах стояли, — выпятила губы Дора, пальцем проковыривая в сыре дырочки. Андерс слушал, не перебивая.

— Ну и подумали мы, что с его хозяином что-то случилось, вот и зовет собака на помощь, — продолжила Вита, заправив за ухо выбившуюся из косы темную прядь. — Отец быстро оделся в доспехи...

— В которых с вонючками воевал, — деловито бросила девочка. — Ох, смешно же он влезал в них, пузень-то ого-го!

— С Орлеем, да, — хохотнула другая. — И ушел за псом. Возвращается, часа через три, весь грязный, уставший и тащит на закорках женщину.

— Хоук? — не выдержал отступник.

— Да, вот только тогда ее не узнать было. Вся в крови, в земле, щека распорота, рука болтается как у куклы, и не скажешь, что живая, — Вита заметила, как гость сжал пальцами скатерть, как помутнел его взгляд. — Но живая была, ты успокойся только, выходили мы ее!

— Что с ней произошло? — хрипло произнес целитель.

— Отец рассказал, что нашел ее рядом с семью трупами храмовников. Тела он предал огню, а Хоук принес к нам.

— Твой отец — достойный человек. Мало кто поступил бы так.

— Да, — подняла голову девушка. — Они с Хоук сразу нашли общий язык, кстати. Похожи очень.

— Папа даже пожалел, что старый уже, так бы в жены Хоук взял, а она сказала, чтоб он радовался, потому что будь они одного возраста, она бы ему женилку оторвала, — заливисто расхохоталась Дора, разряжая атмосферу, и кинула истерзанный кусок сыра толстому, коричневого цвета котенку, нехотя подцепившему хозяйкин дар лапой и не спеша отправившему его в рот.

— Точно Хоук, — улыбнулся Андерс. — А дальше что было? Вы ее вылечили?

— Ну, мы вправили ей вывих, насколько было возможно аккуратно зашили щеку и обработали раны. Очнувшись, она первым делом про пса спросила, а потом долго благодарила нас, тоже, кстати, удивлялась, что ей кто-то помог, о храмовниках отзывалась очень грубо. Дора наслушалась тогда лишнего, конечно, — Вита строго посмотрела на сестру, уже собирающуюся процитировать особенно понравившееся ей витиеватое выражение Защитницы, суть которого она не до конца понимала, и предостерегающе подняла палец. — Хоук — хорошая женщина, но страдания ожесточили ее.

— Благодаря ей нам больше никто не угрожает. Не осуждай ее, — вдруг серьезно сказала Дора, и ее круглое, розовощекое лицо на мгновение показалось не по годам взрослым.

— Я и не осуждаю, — вздохнула старшая сестра и поспешила объяснить все магу, заинтересованно слушавшему их. — В доме, чуть южнее нашего, до недавнего времени жили другие люди. Их дочка как-то увидела, как Дора колдует...

— Ты все неправильно рассказываешь, ну вот совсем! — запротестовала девчушка, нахмурившись и тыча в сестру пальцем, а потом повернулась к отступнику и заговорила со знанием дела. — Я сейчас тебе расскажу все как надо. Началось все с того, что мы с ребятами убежали в лес, тут неподалеку, играть. Мы далеко не заходили, так что зверей никаких никогда не видели. Ну, может зайцев да белок, но это ж не считается, они маленькие да и вообще...

— Дора, ты рассказывала про то, как Хоук вам помогла, — мягко напомнил Андерс, улыбнувшись ребенку.

— Ты чего перебиваешь-то? Я про Хоук и рассказываю тебе, — надула губы та. — И вот. Играли мы, значит, в прятки. Водил тогда Эрил, он все время долго ищет, такой недотепа. И вот, сижу я, значит, такая, прячусь, и укрытие отличное такое нашла — в пещерке маленькой. Сижу я там, сижу, уже засыпать начала, как вдруг слышу — Хельма вопит где-то. Ну, я подорвалась и побежала на крик, а там какое-то страховидло, похожее на тощего волка, только страшного очень, полинявшего и с шипами, торчащими из шкуры, на Хельму надвигается и сожрать хочет! Я даже не знаю, как так у меня получилось, но я в волка этого огнем бахнула, а он обгорел маленько да убежал. А Хельма на меня глянула, будто это я волчара тот, что спороть ее хотел, и унеслась от меня, обозвав по-всякому. А я что? Лучше было б, если она в брюхе у чудища оказалась что ли? — Нахмурилась девочка и развела руками.

— Ты очень смелая, — кивнул целитель с одобрением, — но люди нас боятся, и когда приходится делать выбор, не всякий решится рискнуть собой. Ты вся в отца.

— Да, — ладошкой потерла лицо Дора, смущенная словами отступника. — Папка сначала наругал, а потом ни с того ни с сего сгреб в охапку и пообещал, что никому меня в обиду не даст.

— И не дал, — вклинилась старшая, видя что глаза сестры уже на мокром месте. — В тот же вечер он пошел к Герринам и договорился с ними, что будет отдавать им каждую неделю по полтора золотых, чтоб они храмовникам не настучали на нас. А потом они больше стали требовать, и все бы наверняка закончилось ужасно, если бы не Хоук. Встав на ноги, она взяла пса и рано утром ушла куда-то, а потом вернулась, улыбаясь так загадочно. Через пару дней, представь себе, прохожу мимо дома Герринов и вижу: окна-двери заколочены. Это Хоук, оказывается, «поговорила» с ними, заставила переехать и нас в покое оставить, — со смесью стыда и жалости проговорила Вита, разглядывая свои руки.

— Ты, кажется, не слишком рада? — пытливо поинтересовался Андерс, гладя котенка, запрыгнувшего ему на колени. Дора многозначительно кивнула, подтверждая слова отступника.

— Рада, — не слишком убедительно и не слишком радостно ответила девушка. — Просто я даже боюсь представить, какие методы она использовала, чтобы выгнать их. И куда они ушли, а возможно уже вообще погибли.

— И чувствуешь себя виноватой, — грустно улыбнулся тот.

— Да. Вам, наверное, это смешно, — угрюмо пробурчала девушка, с обидой поднимая глаза на гостя.

— Ты неправильно меня поняла, — поспешил объясниться бунтарь, начавший войну и положивший на алтарь борьбы за свободу все, что имел и любил. — Мне знакомо это чувство, я даже немного завидую тебе, ведь сам уже не помню, когда в последний раз испытывал его, на самом деле не будучи ни в чем виноватым.

В комнате повисла липкая тишина. Каждый из присутствующих задумался о чем-то своем, но, как ни странно, так или иначе относящемся к Хоук: Андерс — о своей вине перед ней, Вита — о своем стыде перед Защитницей за то, что не испытывает должного в ее ситуации чувства благодарности, Дора — о жутких шрамах на руке Хоук, которые никогда до исчезновения Дерринов не замечала и о которых так никому и не рассказала, а толстый темно-коричневый котенок по кличке Клоп, вырвиглазным запахом оправдывая свое имя, вспоминал странную женщину с грустными глазами, которая позволяла ему спасть с собой и каждый день делилась вкусной едой из своей тарелки.

Как только чуткого носа Андерса достиг побочный эффект недавнего чревоугодия котенка, отступник сморщился и не просто отправил некультурное животное от себя подальше, но даже усомнился в кошачьем происхождении этого невежи.

Впрочем, пушистые свободолюбивые звери всегда отвлекали мага от дурных мыслей. И котенок по имени Клоп не стал исключением.

— А давай расскажу, что мы с Хоук в Тени видели? — вдруг с хитрецой спросила Дора, насмеявшись над миной Андерса и, не дождавшись ответа от посмурневшего мужчины, завела рассказ.

* * *

Оказавшись в Тени, Хоук первым делом нашла взглядом Дору. Увидев девочку, с интересом изучающую окружающую обстановку, она выдохнула и сама осмотрелась. Просторный холл, на полу мягкий ковер, на стенах — изысканные картины, по сторонам — скамьи с погрызенными ножками.

«Качественная иллюзия, и я бы не создала лучше» — иронично подумала магесса и передернула плечами — по спине от чего-то пробежал холодок.

— Идем, — Хоук взяла Дору за руку и ободряюще улыбнулась. — Я покажу тебе кое-что. Кое-кого, — поправилась она и решительно шагнула вперед.

Перешагнув порог, они оказались в уютной зале, освещаемой недавно разожженным камином, над которым висели засушенные целебные травы, наполняющие комнату приятным ароматом. Неподалеку стоял стол, на котором были небрежно разбросаны прочитанные документы и еще не распечатанные конверты, гусиные перья и рецепты, написанные размашистым, но довольно аккуратным почерком. Хоук пошарила среди бумаг, потрясла несколько книг за корешки, будто ища что-то, и, так и не обнаружив желаемого, убежденно кивнула.

— Хоук, это.., — подала голос Дора, разглядывая перила лестницы, и отчего-то густо покраснела.

— Лишнее подтверждение того, что тут все очень реально, — закатила глаза та, подходя к ступенькам и беря ребенка за руку. — Даже слишком. Идем, на все твои вопросы я отвечу позже, хорошо?

Девочка неуверенно пробормотала согласие и последовала за магессой на второй этаж, лишь один раз оглянувшись на заинтересовавший ее рисунок, явно сделанный глубоко осведомленным в человеческой анатомии человеком.

У огромного окна с алыми портьерами стоял высокий мужчина со светлыми, собранными в неаккуратный хвост волосами. Дора почувствовала, как пальцы Хоук, обычно холодные, стали ледяными, а сама магесса глубоко вздохнула: именно этого человека она ожидала сейчас встретить в Тени, но должным образом подготовиться к этому так и не сумела. За полгода с момента побега из Киркволла, Хоук по-настоящему выспалась лишь несколько раз, перед этим предусмотрительно напиваясь в хлам, но поскольку для такого мероприятия ей была необходима абсолютная безопасность, наслаждалась отдыхом без сновидений магесса нечасто. До настоящего момента Хоук удавалось избегать неприятных, причиняющих боль встреч в Тени лишь потому, что она могла чувствовать демонов, привлекаемых ею, и успешно избегать их. Сейчас же девушка должна была показать Доре, что на самом деле представляет собой Тень и ее обитатели и научить девочку успешно противостоять им, сначала — на собственном примере.

— Родная, вот и ты, я уж собирался идти выручать тебя из плена рыжих непосед, — тепло улыбнулся мужчина, приближаясь к ним. Хоук ощутимо тряхнуло — слишком давно она не слышала этого голоса. Она стояла и, как завороженная, смотрела на светловолосого. — Даже я с занятий в Круге вернулся час назад, Авелин стоило бы отцепить от тебя детей и выпроводить пораньше, особенно учитывая твое собственное положение, — он подошел к девушке и нежно прикоснулся к ее животу. Хоук готова была поклясться, что почувствовала под его рукой странное шевеление. И снова по ее телу пробежал разряд. — Идем, сейчас как раз по плану внеплановый осмотр, — довольно сощурившись, хохотнул целитель, и вокруг его глаз появились знакомые магессе морщинки.

— Подожди немного... Андерс, — стряхивая оцепенение, одними губами улыбнулась Хоук. — Я только передам кое-какие книги дочке моего знакомого и вернусь, — она взглянула на мужчину и собиралась развернуться, но все-таки протянула руку и быстро провела ладонью по его колючей щеке.

Зайдя с Дорой в библиотеку особняка, магесса снова стала прежней.

— Итак. Это, — Хоук обвела рукой помещение и ухмыльнулась, — ныне разрушенный дом моей уже несуществующей семьи. А тот, с кем я любезничала — демон желания, принявший облик особенного для меня человека.

— Это твой муж, да? Он умер? — с детской непосредственностью, которую некоторые часто принимают за жестокость, поинтересовалась Дора.

— Муж, — прыснула та. — Забавно звучит, но нет, не муж. Любимый, — откровенно призналась магесса. — Не так давно нам пришлось расстаться, так уж получилось. Я надеюсь, что он жив, но точно этого сказать не могу. Что-то еще хочешь спросить?

— Это ведь твоя мечта, верно? — девочка кивнула на дверь в холл.

— Точно.

— Ты мечтала лишь о счастье с любимым? Что же тебе мешало воплотить это в жизнь?

— Все не так просто, малышка. С возрастом ты тоже это поймешь, к сожалению. Если, конечно, всех храмовников на свете не поразит смертельный понос и они не потонут в собственном.., — Хоук в который раз увлеклась и, оборвавшись на полуслове, пристыженно глянула на Дору — та весело хихикала, прикрыв рот ладошкой. Магесса театрально оглянулась и прошептала, наклонившись к ребенку. — Я, кстати, знаю подходящее заклинание. Научить?

— Спрашиваешь? — оживилась Дора, еще больше восхищаясь Защитницей.

— Договорились, — подмигнула та, а потом посерьезнела. — Но сперва вернемся к нашим баранам. Тень, как ты знаешь, населяют духи и демоны. Если с первыми достаточно просто проявлять осторожность и помнить, что они не такие как мы, то со вторыми рано или поздно каждому из нас придется бороться. Для магов Тень — не просто сон, который мы никогда не вспомним, как все обычные люди. Это часть нашей жизни и при чем немаловажная: а то станешь одержимым, побегаешь денек-другой, пугая народ светящейся тушей и схлопочешь мечом по шее. Неприятно, наверное, поэтому, как надумаешь пить чай с демоном, имей это в виду, — привычным насмешливым тоном вещала Хоук, расхаживая по комнате и периодически поглядывая на заинтересованно слушающего ее ребенка. — Демоны в Тени предлагают тебе то, чего ты больше всего желаешь, оживляют мертвых, воссоединяют с любимыми, но это лишь иллюзия, обман. Никогда не доверяй им и не забывай, кто ты есть. И запомни, чтобы не давать демонам лишних причин поискушать тебя, береги, что имеешь, а когда придет непоправимая беда — найди в себе силы принять ее и идти дальше, потому что когда твои разум и душа смирились с утратой, даже в Тени ты будешь об этом помнить и сможешь раскусить трюк любого демона. Поняла?

— Да.

— Умница. На сегодня хватит, засиделись мы тут, а сейчас идем, разберемся с моим «мужем». Смотри и запоминай.

* * *

Андерс покинул гостеприимный дом рано утром, тепло попрощавшись с сестрами и их отцом и оставив им несколько зелий, мазей и рецептов их приготовления. Он отправился на северо-запад, намереваясь как можно реже делать привалы и догнать Хоук через несколько дней. Он уже не знал, чего хочет от этой встречи, но точно знал одно — она ему необходима.

Вита рассказала целителю, что Хоук отправилась в Селени, к старой подруге из Лотеринга. Еще в Киркволле, живя с ним, магесса однажды обмолвилась о своем желании погостить в Антиве, говоря об этом с какой-то мечтательной вдохновенностью.

Спустя два дня пути Андерс, уставший и еле держащийся на ногах, встретил на своем пути очередное небольшое поселение и в который раз стал расспрашивать местных о высокой черноволосой женщине, возможно, со шрамом на лице. Эмоции отразившиеся на лице отступника, когда один мужичонка с уверенностью указал рукой на местную таверну, можно охарактеризовать как недоверие, облегчение, воодушевление и ледяной ужас. Поблагодарив незнакомца за помощь, Андерс нетвердой походкой побрел к небольшому симпатичному домику с соломенной крышей. Войдя в помещение, отступник тут же наткнулся взглядом на здоровую голову лося, подвешенную над барной стойкой и с немым укором уставившуюся прямо на него. Передернув плечами, маг прошел к хозяину таверны, опрятному человеку лет сорока, с абсолютно не присущей его коллегам щепетильностью расставляющему кристально чистые стаканы по полкам.

— Чем могу помочь, дог’огуша? — расплылся в радушной улыбке мужчина, внимательно и как бы с одобрением разглядывая лицо посетителя.

— Ээ, — замешкался Андерс, чувствуя неловкость от такой заинтересованности к своей персоне, но, ощутив, что выглядит глупо, молчаливо пялясь на лося, прибитого к стене, попытался сделать мину попроще и все же посмотрел на трактирщика. — У вас живет одна женщина: черные волосы, голубые глаза..

— Да-да, — с досадой и разочарованием бросил тот, отворачиваясь от отступника. — Живет. Втог’ой этаж, последняя двег’ь напг’аво.

— Спасибо, — на ходу проговорил маг, быстро направляясь к лестнице.

— Поостог’ожней с ней! Стучись спег’ва, — крикнул опечаленный орлесианец вслед своему неудавшемуся знакомцу, а потом пробубнил себе под нос. — Ничего, Фг’асуа, когда-нибудь и за тобой пг’ибежит белокуг’ый кг’асавец с выдающимся носом. Жди и вег’ь, Фг’ансуа, жди и вег’ь.

Медленно ступая по скрипящему полу, Андерс пытался привести в порядок дыхание и мысли. Если с первым как-то удалось совладать, то вторые отчаянно не желали собираться вместе и бродили в его голове. Набрав воздуха в грудь, отступник уверенно постучал в дверь. Тишина. И еще несколько раз, уже громче.

— Проваливай, Франсуа, я не собираюсь тебе ничего оттягивать, обрезать или что, бронто тебя дери, ты там хочешь!

Андерс усмехнулся и постучал снова. Из номера раздался веселый лай и приглушенные ругательства.

— Ты что, совсем тупой? Не притаскивайся ко мне больше со своими дикими фантазиями, пока я не разозлилась, не сняла твоего драгоценного оленя со стены и не.., — Хоук не поведала своих планов, потому что в этот момент открыла дверь и оказалась лицом к лицу с Андерсом. Несколько секунд она, широко распахнув глаза, смотрела на него, а потом резко толкнула дверь. Маг вовремя успел выставить вперед ногу, не позволив Хоук забаррикадироваться в номере. Девушка, фыркая и ругаясь, попыталась вытолкать незваного гостя, но, поняв бесполезность этих действий, отступила и отвернулась, скрестив руки на груди. Пес Хоук, уже давно учуявший Андерса, радостно вилял хвостом и прыгал вокруг мужчины, позабыв былые обиды.

— Хоук, — потрепав пса по холке, начал было целитель, но совершенно растерялся, наконец-то увидев любимую, глупо улыбнулся и ляпнул первое, что пришло в голову. И тут же пожалел об этом. — Там лось.

— Что? — прошипела та, раздувая ноздри и медленно поворачиваясь к мужчине побледневшим от ярости лицом. — Убирайся.

— Только выслушай, прошу, — подался вперед отступник и только теперь смог рассмотреть тот самый незаживший шрам на щеке Хоук, снова почувствовав укол совести, ведь будь он рядом...

— Пошел вон! — рассвирепела магесса, заметив на себе жалостливый взгляд Андерса и наклонила голову, пряча левую половину лица. Закрыв глаза, она постояла так несколько мгновений и прошептала, проглатывая окончания. — Прошу, уходи.

Услышав мольбу, бессилие в голосе Хоук, целитель не смел больше давить на нее. Покидая комнату, Андерс успел заметить у двери собранную походную сумку магессы. Медленно спускаясь по лестнице, мужчина снова проживал момент встречи с любимой и, в который раз, винил себя.

«Идиот. После всего, что натворил, спустя столько времени, я вломился в ее номер, чуть не сломав дверь, чтобы сказать про чучело лося! Лося! Кретин, какой кретин!» — думал он, садясь за стол трактира, с силой ударил кулаком в его деревянную поверхность и в отчаянии обхватил голову руками.

Спустя несколько часов самобичевания, четыре бараньих ребрышка и две кружки ледяного пива, за которые трактирщик взял подозрительно мало, ситуация с Хоук показалась Андерсу не такой уж и безнадежной. В конце концов, он заслужил такую ее реакцию. Твердо решив дождаться, пока магесса покинет таверну и пойти вслед за ней, целитель купил у Франсуа бутылку любимого ею вина и корзинку выпечки, расплатившись и оставив в подарок растроганному орлесианцу амулет, который непременно поможет ему обрести любовь.

Этот примечательный амулет Андерс смастерил здесь же, из цветка амаранта, сорванного накануне, кусочка стекла и льняной нити. Никакой магии в нем, естественно, не было, но человеческая вера порой творит чудеса во много раз сильнее самых искусных чародеев.

* * *

— Иди уже, — закатив глаза, фыркнула на мабари Хоук, давая, наконец, тому разрешение вернуться за Андерсом. — Бестолковый пес, беги — беги, радуйся, предатель. Какой демон меня дернул переться сейчас, скоро стемнеет уже. Подождала бы до утра в тепленькой таверне, может проскочила незаметно, — бурчала женщина, глядя на низко висящее над горизонтом солнце, и явно недовольная скорым прибавлением в ее компании.

Хоук не ошиблась — через несколько минут ее уже догонял довольный мабари, ведущий за собой человека. Девушка покачала головой, поправила перчатки и, не дожидаясь их, зашагала вперед.

Какое-то время путники шли молча, и тишина эта была тяжелой и тягучей, давящей.

— Хоук, нам надо поговорить, — подал голос Андерс, касаясь пальцами ладони магессы.

— Не о чем, — она одернула руку и посмотрела в сторону, вдруг проявляя неслыханный интерес к мелкой пташке, прыгающей в траве.

— Недосказанность причиняет боль нам обоим.

— Тебе — может и причиняет. Я себя прекрасно чувствую, — заговорила Хоук, поворачиваясь к магу. — Ты — долбаный альтруист, наплевавший на тех, кто всегда был рядом с тобой. Ты — идиот, психопат и предатель, я — чертовски злой и не менее сумасшедший маг с огромным зубастым псом в рукаве. Все просто! — закипала та, не замечая слабой улыбки на лице мужчины. — Хотя, все было бы намного проще, если бы я еще тогда убила тебя. Это было бы Справедливо, да, паразит? — девушка начала переходить на крик, обращаясь уже к молчащему духу внутри мага. — О, это был бы красивый финал истории о Защитнице, не находишь? Так и вижу, как Варрик с пафосом рассказывает ее в таверне или Мерриль у долийского костра вещает ее своим тоненьким голоском: «И вонзила она свой кинжал в храбрую грудь возлюбленного, и потекла по брусчатке горячая кровь бунтарская. И бросилась на врагов она с диким кличем, и пала под мечами храмовничьими, забрав с собою десяток попавших под ее гнев». Но даже историю эту было бы некому рассказать, знаешь почему? — Хоук говорила быстро, активно жестикулируя и заводясь все больше. — Потому что Варрика четвертовали бы прямо на площади у раздолбанной Церкви за соучастие бунтовщикам, а Мерриль, порезанной, измученной и поруганной, шлепнули бы на лоб клеймо и выставили напоказ как не-живое подтверждение бессмысленности борьбы за свободу. И все из-за тебя! Из-за тебя, хренов ты бунтарь! Чего ты скалишься? Думаешь, я байки тут тебе травлю, а наоравшись, в койку прыгну? Скажи уже что-нибудь, мученик ты сраный.

— Я безумно по тебе скучал, — прошептал тот, подняв на магессу свои уставшие, отвыкшие смотреть прямо глаза, и снова неловко, по-детски улыбнулся. Опомнившись, Андерс резко опустил голову, будто сказал что-то лишнее и постыдное. Ему казалось, что он жалок.

Хоук показалось, что он прекрасен.

— Я тоже, — призналась отступница, скорее, больше себе самой, и, не зная что еще сказать, вздохнула и опустила плечи.

— Я предал тебя. Обманул, — все заготовленные для этой встречи слова исчезли из головы целителя, остались только чувства, которые он неумело пытался донести до Хоук. Теперь то, о чем раньше он смело говорил ей, в чем легко признавался, в ответ получая нечто бесценное, чего он никогда не знал прежде, казалось каким-то недосягаемым, нереальным. Он стыдился и сейчас, вновь заметив в глазах Хоук надежду, робкое доверие и тот самый огонек, который загорался лишь для него, маг возненавидел себя еще больше.

— Дурак ты, — всплеснула руками та. — Да у тебя на лице написано тогда было: «Хоук! Я темню, не верь мне!» Никого ты не обманул, я понимала, соглашаясь помочь тебе, что участвую в чем-то грандиозном, в чем-то страшном, и брала на себя ответственность за этот осознанный поступок. Как говорят, если доверяешь, то не жди удара в спину, да? И ты не ударил, просто... Просто я до последнего ждала, что ты поделишься, что поверишь мне. И получилось так, что мое доверие не было взаимным.

— Ты знаешь, что это не так, — покачал головой Андерс, сжав кулаки. Как, как он ей объяснит, что идя на смерть, он втянул в это Хоук лишь для того, чтобы она возненавидела его? Что не рассказал ей, чтобы уберечь от этой грязи, от выжигающего душу чувства вины? Что хотел, чтобы она проклинала предателя, а не скорбела по любимому или вообще погибла, сражаясь с ним бок о бок? Отступник сжал челюсти и не проронил больше ни слова.

— Неужели ты не понимал, что я не смогу ненавидеть тебя по-настоящему? — снисходительно усмехнувшись, проговорила Защитница, угадав мысли целителя и в который раз доказывая свою проницательность. Цепи, сковывающие Андерса последние месяцы, рухнули, и он в два шага оказался рядом с любимой женщиной, сжимая ее в объятиях, хаотично блуждая руками по ее спине, с трепетом сцеловывая ее редкие, скупые слезинки, клянясь себе в том, что никогда, никогда впредь не станет их причиной. — Ненавижу тебя... за мою слабость, ведь попроси ты тогда меня остаться, хотя бы взглядом, я бы ушла за тобой, наплевав на гордость, — отступница пальцами вцепилась в плечи Андерса, щекоча горячим дыханием его шею. — Ненавижу тебя, — неловко ударила его кулаком в спину, — за мое малодушие, за твою решимость. За то, что восхищаюсь взбунтовавшимся безумцем...

— Родная моя...

А потом были страсть и трепет, гнев и нежность, вызов и воссоединение. Было наваждение, не раз воспетое в красивых легендах.

Но иногда взгляд, вздох, и легкое прикосновение красноречивее баллад и сказаний. Иногда доверительное молчание, окутавшее двух людей, в обнимку сидящих у костра, хранит в себе самую правдиво-горькую, но оттого не менее прекрасную историю.

И, кажется, даже гном по имени Варрик не рассказал бы ее лучше.